Как коммунизм повлиял на положение женщин?

В посткоммунистических странах женщины водят поезда, руководят компаниями, делают карьеру в науке — и при этом убирают за «настоящими мужчинами», которые лежат на диване с пивом. Коммунизм обещал равенство, но оно так и не настало.

Интересно посмотреть на этот вопрос в сравнительной перспективе. В странах с коммунистическим прошлым Восточной Европы и Восточной Азии положение женщин хуже, чем в странах со схожей культурой. При этом в странах Центральной Азии гендерное равенство значительно выше, чем в других мусульманских странах.

Почему так? Интересную теорию предлагает социолог Элис Эванс.

В странах, где существовал потенциал для женской мобилизации, коммунизм этот потенциал подавил. Партия заменила собой гражданское общество — и женское движение так и не сформировалось. Наследие коммунизма продолжает оказывать влияние на современность. Китайские суды, например, отказываются рассматривать дела в отношении домогательств. Аккаунты активисток блокируются цензорами компартии.

В традиционных обществах с низким потенциалом для женской мобилизации, например, в Центральной Азии, коммунизм стал насильственным, но эффективным инструментом эмансипации. До советской власти девочек в Ферганской долине выдавали замуж в 13 лет, женщинам запрещалось учиться и свободно выходить из дома. Репутация семьи зависела от женской покорности, а брак рассматривался как сделка между отцами. Девочка воспринималась как товар: «девушка — мешок с орехами, ее можно купить и продать».

Советская политика сломала эту систему: чадры были сняты, религиозные учреждения закрыты, введено совместное обучение. Были построены школы, детские сады и фабрики. Женская занятость в Узбекистане выросла с 9% в 1925 году до 39% к 1939. Женщины становились врачами, инженерами, депутатами. Их образы — трактористок и работниц завода — становились символами новой эпохи. Это была масштабная трансформация сверху, невозможная в рамках местных традиций.

Наследие коммунизма противоречиво. Где-то он лишил женщин свободы, задушив возможность для политического действия. А где-то, наоборот, дал свободу, ослабив местные традиции (и убив при этом кучу людей).

Константин пишет про интересный феномен: особенность гендерной модернизации в посткоммунистических странах.

Он, ссылаясь на социолога Элис Эванс, правильно говорит, что эта модернизация осуществлялась в условиях отсутствия свободы, по указке сверху. Потенциал для самостоятельной женской мобилизации был подавлен, а эмансипация стала принудительной

Это стало причиной возникновения — как минимум на постсоветском пространстве — двух интересных феноменов:

▪️Женщин, которые и работают, и исполняют «традиционные» женские обязанности: уборка, приготовление пищи, уход за ребёнком. В это время мужчина — который уже может зарабатывать даже меньше, чем его жена — лежит на диване и ждет, что его будут обслуживать

▪️Женщин, которые хотят пользоваться плодами эмансипации, но при этом ждут от мужчин исполнения своей традиционной роли добытчика.

Я не берусь, что каждая женщина или мужчина в России принадлежит к тому или иному типажу. Но они достаточно распространены. Например, здесь писал про феномен успешности постсоветских tradwife на Западе.

А.Т.

#комментарий

🔹Подпишись на Political Animals

Противостояние между левыми и правыми — это все чаще противостояние города и деревни.

В Польше за либерального кандидата Тшасковского проголосовали в основном в больших городах и прилегающих территориях (Варшава — 68%, Краков — 62%, Лодзь — 66%, Вроцлав — 67%, Познань — 73%). За христианского националиста Навроцкого отдали голоса в небольших городах и деревнях.

Свободная миграция — это выгодно?

По оценкам экономистов, общемировой ВВП в случае открытия границ может увеличиться на 67–147%. Обзорная работа на эту тему называется "Триллионы долларов, которые валяются на дороге".

С чем может быть связан такой рост?

В книге 'Wretched Refuse?' Алекс Ноурасте и Бенджамин Пауэлл приводят экономические аргументы в пользу открытых границ. Они объясняют выгоду свободной иммиграции двумя экономическими механизмами.

Первый касается сравнительных преимуществ. Когда люди получают возможность свободно перемещаться, они могут найти такую работу, где их производительность будет наибольшей. Свободная иммиграция, таким образом, выгодна по тем же соображениям, по которым выгодна свободная торговля.

Второй механизм экономисты называют «премией за место». Одни и те же люди становятся значительно продуктивнее просто за счет переезда из страны с «плохими» институтами в страну с «хорошими». Например, низкоквалифицированный работник мужского пола в возрасте 35–39 лет с образованием в пределах 9–12 классов может увеличить свои реальные доходы в 3–16 раз в зависимости от страны происхождения, просто переехав в США.

Противники свободной миграции указывают на возможные негативные последствия — снижение зарплат, рост безработицы и «утечку мозгов». Ноурасте и Пауэлл разбирают каждый из этих аргументов.

Миф о том, что мигранты «воруют» рабочие места, основан на ошибочном представлении об экономике как о пироге с фиксированным объемом. На деле миграция увеличивает не только предложение труда, но и спрос на него. Исследования показывают, что благодаря миграции открываются новые предприятия и расширяются отрасли, что компенсирует возможное вытеснение местных работников. Важную роль играет разница в компетенциях. Мигранты часто дополняют местных, позволяя им перейти на работу, где требуется более высокая квалификация.

Исследования не подтверждают негативное влияние миграции на уровень заработной платы у местного населения. Наиболее уязвимой группой считаются низкоквалифицированные работники без диплома о среднем образовании, но даже здесь оценки варьируются от снижения в пределах 1% до небольшого роста доходов. Для компенсации краткосрочных потерь никто не мешает государствам обложить дополнительными налогами мигрантов и их работодателей.

Что касается «утечки мозгов», авторы обращают внимание на противоположный эффект: перспективы миграции стимулируют людей учиться и получать навыки, даже если не все из них в итоге уезжают. Более того, эмигранты ежегодно отправляют на родину сотни миллиардов долларов в виде денежных переводов, которые существенно поддерживают экономику стран происхождения.

Важно отметить, что в рамках данного аргумента авторы не затрагивают проблематику негативного влияния мигрантов на институты. Об этой проблеме поговорим в следующих постах.

Аргументы за и против свободной миграции мы обсудили в нашем совместном стриме с Political Animals. Обязательно посмотрите!

Инцельское голосование

Интересные результаты выборов в Корее. Молодые девушки проголосовали за левого кандидата, молодые мужчины – за правого. На графиках видно, что поляризация уменьшается при увеличении возраста. Начиная с сорока лет, разницы между мужчинами и женщинами практически нет.

Такой раскол – это не только корейский, а общемировой тренд. Схожая ситуация наблюдается во всех богатых демократических странах.

Как карьеризм коммунистов убил миллионы китайцев

Великий скачок — кампания Мао Цзэдуна по ускоренной индустриализации Китая. В результате этой кампании возник самый большой искусственный голод в истории. По одной из оценок, от него погибло 30 миллионов человек. Интересно, что уровень смертности сильно отличался в зависимости от провинции.

Чем можно объяснить эти различия?

Ответ на этот вопрос в своем исследовании дают Джеймс Кай-Син Кунг и Шуо Чен. Их работа показывает: причиной различий в смертности были не климат, не урожайность, а разные карьерные стимулы, встроенные в партийную систему коммунистического Китая.

Каждой провинцией управлял первый секретарь партии, который мог быть:

✦ членом Центрального комитета Коммунистической партии,

✦ кандидатом в члены.

Разница между этими статусами была принципиальной. У полноправных членов была более высокая зарплата, доступ к голосованию и более высоким постам. Чтобы попасть в элиту и получить все это, кандидат в члены должен был показать лояльность и рвение. Великий скачок дал такой шанс.

Исследование Кунга и Чена показывает, что в провинциях под управлением кандидатов в члены уровень изъятия зерна был в среднем на 3% выше, что означало недоедание на уровне почти 18 кг на человека. Это напрямую увеличивало смертность. По подсчетам исследователей, один только политический ранг объясняет до 17% всей “дополнительной” смертности во время Великого скачка.

Миллионы умерли потому, что система поощряла самых рьяных исполнителей — тех, кто ставил карьеру выше человеческой жизни. Голод и смерти — это не только следствие коммунистической идеологии, но и устройства власти в коммунистических режимах.

Дождались раскола элит!

Олигархи сделали ставку на человека, который должен был их защитить, а он не оправдал ожиданий и теперь угрожает разрывом связей...

Почему интеллектуалы не любят капитализм? Гипотеза Роберта Нозика

Коллега написал интересный пост о том, почему многие интеллектуалы не любят капитализм. Он указывает на разницу в доходах и восприятии мира между ними и бизнесменами. Похожую гипотезу выдвинул философ Роберт Нозик.

Ключевым элементом его теории является школа. В ней оценки и признание зависят от интеллектуальных заслуг: ученики с хорошими вербальными способностями и аналитическим мышлением получают высшие оценки и похвалу учителей. Эти дети — будущие интеллектуалы* — с детства привыкают считать себя особенно ценными и достойными высокого статуса.

Но во взрослой жизни они сталкиваются с реальностью капитализма, где успех зависит от рыночного спроса. Общество вознаграждает тех, кто удовлетворяет желания других — бизнесменов, айтишников, медиаперсон. А способности интеллектуала могут оказаться не столь востребованными в системе, где нет учителя, ставящего пятерки за эссе.

Это несоответствие между школьными ожиданиями и рыночной реальностью вызывает у интеллектуалов фрустрацию и обиду, порождая их антипатию к капитализму.

Кроме того, школа — централизованная система. Признание и награды распределяет учитель. Это напоминает плановую экономику, где блага распределяются сверху. Привыкшим к такой логике интеллектуалам централизованное общество кажется правильным, а децентрализованный рынок — несправедливым и хаотичным.

По Нозику, антипатия интеллектуалов к капитализму носит бессознательный и эмоциональный характер. Она рождается из разрыва между школьной самооценкой и рыночной реальностью, где их заслуги не приносят ожидаемого признания.

Важно отметить, что теория Нозика — это лишь спекуляция, и он сам признает это. Было бы интересно проверить, как степень меритократичности школьной системы влияет на левые взгляды у интеллектуалов и наблюдается ли сходный эффект в некапиталистических, иерархических обществах.

* Нозик говорит о wordsmith intellectuals — тех, чья профессия связана с работой со словами: писатели, журналисты, критики, преподаватели гуманитарных наук.

Многие говорят об антисемитизме молодых левых. Однако, согласно опросам в США, негативное отношение к евреям распространено среди молодых избирателей в целом — причем чуть чаще среди сторонников Трампа. 18-летние избиратели примерно в пять раз чаще говорят о негативном отношении к евреям, чем 65-летние.

В чем причина? Стирается память о погромах и Холокосте? Тикток? Или каждое поколение проходит путь от антисемитизма к толерантности?

Эволюция этноцентризма или почему сотрудничество начинается с исключения

Этноцентризм — это склонность предпочитать членов своей группы другим людям. Такая склонность часто распространяется даже на произвольные групповые различия и проявляется в ситуациях, когда это невыгодно индивиду.

Почему у нас есть такая сильная лояльность своим?

Политологи Росс Хаммонд и Роберт Аксельрод предполагают, что этноцентризм мог быть результатом эволюции. Он помогал нашим предкам поддерживать кооперацию в условиях, где отсутствовали государства и устойчивые нормы. Простой способ сотрудничества — помогать тем, кто похож на тебя. Это не гарантирует, что “свой” окажется честным, но резко снижает риск быть обманутым.

Хаммонд и Аксельрод строят модель, основанную на дилемме заключенного с одним ходом, а затем запускают компьютерную симуляцию на ее основе. Агенты находятся в пространстве 50 × 50 клеток. У каждого агента есть тэг — наследуемая внешняя характеристика — и потенциал для размножения, измеряемый в процентах. Также у него есть одна из четырех стратегий:

1. помощь только агентам со своим тэгом (этноцентризм);
2. помощь всем (альтруизм);
3. отказ от помощи (эгоизм);
4. помощь только чужим.

Каждый шаг модели включает четыре фазы: сначала происходит иммиграция нового агента, затем все агенты взаимодействуют с соседями и решают, оказывать ли помощь, после этого происходит размножение пропорционально накопленному потенциалу, и наконец — смерть с фиксированной вероятностью.

По результатам симуляции этноцентризм оказался наиболее распространенной стратегией. Регионы, где агент помогал только агентам с таким же тэгом, росли быстрее всего. Постепенно они также начинали расширяться за счет регионов с другими стратегиями. Рост происходил благодаря тому, что на границе регионов этноцентрист всегда показывал себя лучше, чем сосед с другой стратегией и другим тэгом — ведь он получал помощь от своих.

Модель Хаммонда и Аксельрода показывает, что этноцентризм является дешевым и надежным способом поддержания сотрудничества. На основании модели исследователи предположили, что он появился в результате естественного отбора.

Следует ли из этого, что этноцентризм неизбежен?

Хаммонд и Аксельрод подчеркивают, что существуют и другие способы кооперации. Например, государства, рынки, репутация или социальные нормы. Они могут помочь людям преодолеть границы своей группы. Однако их гораздо сложнее поддерживать. Они требуют больше когнитивных усилий и более сложной социальной среды.

Выгода от кооперации на более широком масштабе очевидна, но ее можно получить только при помощи сложных и хрупких институциональных решений.

Хорошие каналы — обязательно подпишитесь!

✦ Когда-нибудь по событиям наших дней напишут новую «Войну и мир», и будут снимать кино. Канал «Записки у изголовья» уже сейчас собирает материалы для этого, отбирая из калейдоскопа привычного безумия самые яркие и острые стекляшки. 

✦ «Политичка» — дискуссионный канал о политике, технологиях и жизни, с обзорами на кино и литературу. Местами остро, иногда приторно, но всегда от чистого сердца — присоединяйтесь!

✦ «Шла по улице —  а тут Оно» — сатирическое сопротивление гуинплена, гуманоида, гуманистки. Анимированные психоистории о людях в экспериментальных средах. Прогнозы о трампомасках, демократии шредингера, блэкауте сапиенса – и чем политические пророки 5.0 похожи на антигероев космоопер.

Как культурное разнообразие стало источником экономической продуктивности — случай Польши

Переселение поляков после Второй мировой войны — одно из самых масштабных в Европе. Более пяти миллионов человек были переселены на земли, где раньше жили немцы. Эти люди приехали из разных частей бывшей Польши, СССР и Западной Европы. Несмотря на общую этничность, они сильно отличались по культуре, языку и привычкам.

Переселение происходило хаотично: в одни города попадали переселенцы из одного региона, в другие — из множества разных. При этом коммунистическое государство запрещало людям переезжать: кто куда попал — там и остался. Это создало естественный социальный эксперимент, в рамках которого можно было сравнить продуктивность однородных и культурно разнообразных сообществ в одинаковых экономических условиях. Именно это сделала политолог Волха Чарныш.

В советский период, при централизованной экономике, разницы почти не было. Независимо от культурного состава, все подчинялись единому плану и не имели экономических свобод. Но после 1989 года, когда Польша перешла к рынку, стали проявляться различия. Места с более высоким культурным разнообразием начали показывать лучшие результаты — у людей выросли доходы, появилось больше частных предприятий.

Чарныш показывает, что дело было не в людях, а в институтах. В гомогенных сообществах, где люди доверяли друг другу, многие вопросы решались “по знакомству” — через локальные связи и неформальные договоренности. В разнообразных сообществах этого не происходило. Люди не знали друг друга и не могли положиться на неформальные связи. Они начали активнее обращаться к государству — в суды, администрацию, органы правопорядка. Со временем это привело к тому, что формальные институты в таких местах укрепились: они стали более надежными и менее коррумпированными. Именно это и стало причиной роста продуктивности.

Считается, что культурное разнообразие имеет негативные социальные последствия. Случай послевоенной Польши показывает, что оно может быть стимулом для институционального развития, снижая роль неформальных практик.

Интересный пост про то, зачем авторитарные режимы делегируют насилие негосударственным структурам. Александр пишет, что это обусловлено отсутствием общественного контроля и кризисной атмосферой.

Добавлю еще, что делегирование часто объясняется его дешевизной – можно быстро развернуть инфраструктуру насилия без обращения к громоздкой и медленной государственной машине. Также очень важную роль играет блеймшифтинг – авторитарный лидер хочет снять с себя ответственность за применение насилия.

Здесь пересказывал хорошую обзорную работу по теме.