Channel: nonpartisan
После официального признания Советского Союза в 1933 году Москва пообещала Соединенным Штатам не вмешиваться во внутренние дела страны. Однако это не остановило деятельность советской внешней разведки: после признания в американские государственные структуры проникли тысячи агентов. Масштаб внедрения стал возможен во многом благодаря расширению аппарата федерального правительства во время "Нового курса".
На одной из встреч с американскими коммунистами нарком иностранных дел Максим Литвинов привел интересное оправдание: обещание невмешательства касалось советского государства, но не Коммунистической партии Советского Союза ... которая контролировала государство.
На одной из встреч с американскими коммунистами нарком иностранных дел Максим Литвинов привел интересное оправдание: обещание невмешательства касалось советского государства, но не Коммунистической партии Советского Союза ... которая контролировала государство.
Против кремлинологии
В России существует особенный способ говорить о политике – кремлинология. Ее адепты анализируют российскую политику как схватку крупных игроков или элитных групп – "башен Кремля". Любое политическое событие можно объяснить при помощи интересов и стратегий участников схватки. На первый взгляд эта оптика весьма разумна, однако при более пристальном рассмотрении превращается в странную смесь эзотерики и телепатии. Кремлинологи постоянно делают предсказания, которые никогда не сбываются. Почему так?
Первая проблема заключается в том, что они обращаются к ненадежным способам поиска информации. Кремлинологи получают информацию двумя способами: из новостей и от "источников, близких к Кремлю". Начнем с последнего. Кремлинологу тяжело получить доступ к источнику, который обладает важной информацией. Если в демократиях элита и аналитики имеют схожий бэкграунд, то в России это не так. Кремлинологи – это обычные люди, которые отучились на политологов, пиарщиков или журналистов. Типичный представитель элиты же – это выходец из "номенклатурной" или силовой среды с радикально другой жизненной траекторией.
Максимум на что может надеяться кремлинолог – это завязать знакомство с режимным политтехнологом или экономистом. Эти люди попросту не обладают всеми данными. Например, они ничего не знали о подготовке к 24 февраля – вот никто из "экспертов по элитам" и не смог предсказать начало СВО. Но допустим, что нашему эксперту повезло и он нашел нужного человека. Зачем ему просто так делиться информацией? Гораздо более вероятно, что кремлинологу будут скармливать ложь для того, чтобы ввести в заблуждение его аудиторию или дискредитировать оппонентов.
Другой способ получения информации не лучше. Кремлинолог вглядывается в новостную повестку в поисках элитного противоборства. Однако, чтение новостей сопряжено с когнитивными искажениями. Наиболее распространенное из них – это искажение доступности. Джейсон Бреннан приводит хороший пример. В середине десятых медиа в США поняли, что людям нравится читать о похищениях и начали рассказывать о каждом таком случае. Спустя некоторое время публика была уверена, что количество похищений резко повысилось, хотя тенденция была обратной. Механизм прост – когда нам нужно оценить, как часто что-то происходит, мы обращаемся к тому, как часто мы об этом слышим. Также и с кремлинологами: их оценка того или иного феномена сильно зависит от новостной конъюнктуры – они редко обращаются к статистике.
Вторая большая проблема кремлинологии – это ее концептуализация российского режима. Кремлинологи исходят из предположения, что в России сейчас такой режим, в котором элитные группы играют важную роль. Это видно по тем сравнениям, которые используют самые умные из них. Так, Евгений Минченко говорит о "Политбюро 2.0", а Константин Гаазе сравнивает российские элиты с монаршьим двором. Как в партийных режимах, так и в монархиях элиты играют ключевую роль при принятии решений. Эти режимы также обладают высокой степенью институционализации – передача и отправление власти регулируются строгими нормами.
В современной России дела обстоят иначе. Наш режим – персоналистский. Это означает, что ключевые решения принимаются одним человеком. Степень институционализации таких режимов гораздо ниже – существование и толкование норм сильно зависит от воли властителя. Кремлинологи совершают фатальную ошибку уже на уровне своих базовых допущений. В текущем российском режиме элита – это лишь фон для центральной фигуры. Все ключевые события, связанные с этим режимом, объясняются желаниями и убеждениями этой фигуры, а не второстепенными играми башень.
Вместо всего этого кремлинологам следует обучиться политической науке – она лишена всех описанных выше проблем. Но кремлинолог никогда этого не сделает. Во-первых, это требует интеллектуальных усилий. Вместо этого он может просто читать новости и болтать со своими знакомыми. Во-вторых, "игры башень" очень заходят людям, потому что соответсвуют их интуитивным ожиданиям от политики. Игра престолов гораздо увлекательнее осени патриарха.
В России существует особенный способ говорить о политике – кремлинология. Ее адепты анализируют российскую политику как схватку крупных игроков или элитных групп – "башен Кремля". Любое политическое событие можно объяснить при помощи интересов и стратегий участников схватки. На первый взгляд эта оптика весьма разумна, однако при более пристальном рассмотрении превращается в странную смесь эзотерики и телепатии. Кремлинологи постоянно делают предсказания, которые никогда не сбываются. Почему так?
Первая проблема заключается в том, что они обращаются к ненадежным способам поиска информации. Кремлинологи получают информацию двумя способами: из новостей и от "источников, близких к Кремлю". Начнем с последнего. Кремлинологу тяжело получить доступ к источнику, который обладает важной информацией. Если в демократиях элита и аналитики имеют схожий бэкграунд, то в России это не так. Кремлинологи – это обычные люди, которые отучились на политологов, пиарщиков или журналистов. Типичный представитель элиты же – это выходец из "номенклатурной" или силовой среды с радикально другой жизненной траекторией.
Максимум на что может надеяться кремлинолог – это завязать знакомство с режимным политтехнологом или экономистом. Эти люди попросту не обладают всеми данными. Например, они ничего не знали о подготовке к 24 февраля – вот никто из "экспертов по элитам" и не смог предсказать начало СВО. Но допустим, что нашему эксперту повезло и он нашел нужного человека. Зачем ему просто так делиться информацией? Гораздо более вероятно, что кремлинологу будут скармливать ложь для того, чтобы ввести в заблуждение его аудиторию или дискредитировать оппонентов.
Другой способ получения информации не лучше. Кремлинолог вглядывается в новостную повестку в поисках элитного противоборства. Однако, чтение новостей сопряжено с когнитивными искажениями. Наиболее распространенное из них – это искажение доступности. Джейсон Бреннан приводит хороший пример. В середине десятых медиа в США поняли, что людям нравится читать о похищениях и начали рассказывать о каждом таком случае. Спустя некоторое время публика была уверена, что количество похищений резко повысилось, хотя тенденция была обратной. Механизм прост – когда нам нужно оценить, как часто что-то происходит, мы обращаемся к тому, как часто мы об этом слышим. Также и с кремлинологами: их оценка того или иного феномена сильно зависит от новостной конъюнктуры – они редко обращаются к статистике.
Вторая большая проблема кремлинологии – это ее концептуализация российского режима. Кремлинологи исходят из предположения, что в России сейчас такой режим, в котором элитные группы играют важную роль. Это видно по тем сравнениям, которые используют самые умные из них. Так, Евгений Минченко говорит о "Политбюро 2.0", а Константин Гаазе сравнивает российские элиты с монаршьим двором. Как в партийных режимах, так и в монархиях элиты играют ключевую роль при принятии решений. Эти режимы также обладают высокой степенью институционализации – передача и отправление власти регулируются строгими нормами.
В современной России дела обстоят иначе. Наш режим – персоналистский. Это означает, что ключевые решения принимаются одним человеком. Степень институционализации таких режимов гораздо ниже – существование и толкование норм сильно зависит от воли властителя. Кремлинологи совершают фатальную ошибку уже на уровне своих базовых допущений. В текущем российском режиме элита – это лишь фон для центральной фигуры. Все ключевые события, связанные с этим режимом, объясняются желаниями и убеждениями этой фигуры, а не второстепенными играми башень.
Вместо всего этого кремлинологам следует обучиться политической науке – она лишена всех описанных выше проблем. Но кремлинолог никогда этого не сделает. Во-первых, это требует интеллектуальных усилий. Вместо этого он может просто читать новости и болтать со своими знакомыми. Во-вторых, "игры башень" очень заходят людям, потому что соответсвуют их интуитивным ожиданиям от политики. Игра престолов гораздо увлекательнее осени патриарха.
Консервативное и либеральное мировоззрение по странам.
Ожидаемо. Удивили только Норвегия с Испанией – всегда думал, что это скорее либеральные страны.
Источник.
Ожидаемо. Удивили только Норвегия с Испанией – всегда думал, что это скорее либеральные страны.
Источник.
Коллеги комментируют предложение Сергея Караганова ввести в России официальную идеологию. Здесь я объясняю, почему у российского режима нет и не может быть никакой идеологии.
Вкратце мой аргумент заключается в том, что в постиндустриальных обществах у избирателей разрозненные политические предпочтения. В отсутствии институтов политического представительства лучше не иметь единого идеологического обоснования режима. Гораздо эффективнее вбрасывать в публичное пространство самые разные обоснования политического курса – каждый может выбрать то, которое ему больше нравится.
Комментарии: Political Animals, Политфак на связи, Политбюро 2.0.
Вкратце мой аргумент заключается в том, что в постиндустриальных обществах у избирателей разрозненные политические предпочтения. В отсутствии институтов политического представительства лучше не иметь единого идеологического обоснования режима. Гораздо эффективнее вбрасывать в публичное пространство самые разные обоснования политического курса – каждый может выбрать то, которое ему больше нравится.
Комментарии: Political Animals, Политфак на связи, Политбюро 2.0.
Telegram
nonpartisan
Есть ли идеология у российского режима?
Политические ученые спорят о том, есть ли у нынешнего режима в России идеология. Первые считают, что да и пытаются эту идеологию определить. Национал-большевизм? Имперский традиционализм? Идентитарный коммунитаризм?…
Политические ученые спорят о том, есть ли у нынешнего режима в России идеология. Первые считают, что да и пытаются эту идеологию определить. Национал-большевизм? Имперский традиционализм? Идентитарный коммунитаризм?…
Трамп объявил войну академии
Согласно NYT, общий объем грантов, выделяемых на науку и образование в США, сократился в два раза. Деньги на математику, физику и химию были сокращены на две трети.
Администрация утверждает, что она борется с воукизмом, но по сути это война с академией в целом.
Зачем они это делают?
В 2021 году известный экономист Тома Пикетти и его коллеги выпустили исследование о том, как изменилась база политических движений в современных демократиях. Если раньше за правых голосовали люди с высоким уровнем образования и дохода, то сейчас ситуация изменилась. Люди с высоким доходом голосуют за правых, а люди с высоким уровнем образования — за левых.
Современные правые — это богатые люди с низким уровнем образования. Постепенно они также переманивают на свою сторону малообеспеченный и необразованный электорат из сельской местности. Эти люди воспринимают академию как своего идеологического врага. Образовательная поляризация — один из основных драйверов культурной войны. В своей попытке «заовнить либерах» праваки рискуют затормозить экономическое развитие и подорвать политическое доминирование США.
У врагов Америки нет лучшего союзника, чем Трамп.
Согласно NYT, общий объем грантов, выделяемых на науку и образование в США, сократился в два раза. Деньги на математику, физику и химию были сокращены на две трети.
Администрация утверждает, что она борется с воукизмом, но по сути это война с академией в целом.
Зачем они это делают?
В 2021 году известный экономист Тома Пикетти и его коллеги выпустили исследование о том, как изменилась база политических движений в современных демократиях. Если раньше за правых голосовали люди с высоким уровнем образования и дохода, то сейчас ситуация изменилась. Люди с высоким доходом голосуют за правых, а люди с высоким уровнем образования — за левых.
Современные правые — это богатые люди с низким уровнем образования. Постепенно они также переманивают на свою сторону малообеспеченный и необразованный электорат из сельской местности. Эти люди воспринимают академию как своего идеологического врага. Образовательная поляризация — один из основных драйверов культурной войны. В своей попытке «заовнить либерах» праваки рискуют затормозить экономическое развитие и подорвать политическое доминирование США.
У врагов Америки нет лучшего союзника, чем Трамп.
Чем больше я наблюдаю за предложениями российской оппозиции, тем больше мне кажется, что это на самом деле virtue signalling. Не «давайте реально сделаем X», а «посмотрите, какой я хороший русский». В этом они сильно напоминают американских демократов.
Новый виток войны Трампа с академией.
POLITICO пишет, что теперь для получения студенческой визы в США необходимо будет предоставить свои социальные сети на проверку.
Издание получило доступ к телеграмме, подписанной госсекретарем Марко Рубио. В телеграмме не указаны критерии проверки, но есть ссылки на исполнительные указы о борьбе с терроризмом и антисемитизмом. Вероятно, студентов будут разворачивать за аватарки с палестинским флагом.
Пока эта мера готовится к реализации, собеседования со студентами приостановлены. Введение меры, скорее всего, замедлит получение студенческой визы. Это может серьезно ударить по университетам, которые полагаются на иностранных студентов.
Забавно, что теперь чиновники на деньги американских налогоплательщиков будут проверять социальные сети. Такое вот либертарианство.
POLITICO пишет, что теперь для получения студенческой визы в США необходимо будет предоставить свои социальные сети на проверку.
Издание получило доступ к телеграмме, подписанной госсекретарем Марко Рубио. В телеграмме не указаны критерии проверки, но есть ссылки на исполнительные указы о борьбе с терроризмом и антисемитизмом. Вероятно, студентов будут разворачивать за аватарки с палестинским флагом.
Пока эта мера готовится к реализации, собеседования со студентами приостановлены. Введение меры, скорее всего, замедлит получение студенческой визы. Это может серьезно ударить по университетам, которые полагаются на иностранных студентов.
Забавно, что теперь чиновники на деньги американских налогоплательщиков будут проверять социальные сети. Такое вот либертарианство.
Forwarded from Campaign Insider | Павел Дубравский
Действительно (нет ).
1. Miles Taylor — A Warning
2. John Bolton — The Room Where It Happened
3. Mary L. Trump — Too Much and Never Enough
4. Michael Cohen — Disloyal
5. Tim Miller — Why We Did It
6. David Cay Johnston — It’s Even Worse Than You Think
7. Rick Wilson — Everything Trump Touches Dies
8. Tim Alberta — American Carnage
9. Michael Lewis — The Fifth Risk
10. Peter Baker & Susan Glasser — The Divider
11. Liz Cheney — Oath and Honor
12. Geoffrey Kabaservice — Rule and Ruin
13. Stuart Stevens — It Was All a Lie
Чего только книга Болтона стоит, который у Рейгана и Голдуотера работал.
И это мы внутрипартийный дискурс 2020-2022 не берем.
1. Miles Taylor — A Warning
2. John Bolton — The Room Where It Happened
3. Mary L. Trump — Too Much and Never Enough
4. Michael Cohen — Disloyal
5. Tim Miller — Why We Did It
6. David Cay Johnston — It’s Even Worse Than You Think
7. Rick Wilson — Everything Trump Touches Dies
8. Tim Alberta — American Carnage
9. Michael Lewis — The Fifth Risk
10. Peter Baker & Susan Glasser — The Divider
11. Liz Cheney — Oath and Honor
12. Geoffrey Kabaservice — Rule and Ruin
13. Stuart Stevens — It Was All a Lie
Чего только книга Болтона стоит, который у Рейгана и Голдуотера работал.
И это мы внутрипартийный дискурс 2020-2022 не берем.
nonpartisan
Действительно (нет ). 1. Miles Taylor — A Warning 2. John Bolton — The Room Where It Happened 3. Mary L. Trump — Too Much and Never Enough 4. Michael Cohen — Disloyal 5. Tim Miller — Why We Did It 6. David Cay Johnston — It’s Even Worse Than You Think…
Павел в комментариях корректирует мой тезис и приводит список книг с критикой Трампа от республиканцев. Хоть не все из них новы и написаны сторонниками респов – я признаю, что мое суждение здесь было слишком поспешным.
От себя также добавлю недавнюю статью Ричарда Хананьи, который скорее либертарианец, но все же.
Однако мой основной аргумент все еще в силе. Никто из критических голосов не повлиял на мейнстрим партии и Трамп был номинирован.
От себя также добавлю недавнюю статью Ричарда Хананьи, который скорее либертарианец, но все же.
Однако мой основной аргумент все еще в силе. Никто из критических голосов не повлиял на мейнстрим партии и Трамп был номинирован.
Самые долго продержавшиеся демократии.
На первом месте Римская республика — почти пятьсот лет. Затем США и Норвегия — больше двухсот.
Настоящие мужчины думают о Римской республике!
Источник.
На первом месте Римская республика — почти пятьсот лет. Затем США и Норвегия — больше двухсот.
Настоящие мужчины думают о Римской республике!
Источник.
Разложение диссидентов
У Штази была особенная стратегия по работе с инакомыслящими. Она называлась Zersetzung, что в переводе с немецкого означает «разложение». Агенты пытались разрушить личную жизнь, карьеру, а иногда даже психическое здоровье своей жертвы.
Жутким примером последнего может послужить история одной диссидентки. Когда она уходила, спецслужбы проникали к ней в дом и меняли вещи местами. В ходе нескольких визитов они переставили специи и горшки с цветами, переложили полотенца, заменили любимый чай на чай другой марки. Когда женщина рассказала об этом своим друзьям — они ей не поверили.
После такого Zersetzung диссиденты погружались в себя, и у них не оставалось времени на борьбу.
У Штази была особенная стратегия по работе с инакомыслящими. Она называлась Zersetzung, что в переводе с немецкого означает «разложение». Агенты пытались разрушить личную жизнь, карьеру, а иногда даже психическое здоровье своей жертвы.
Жутким примером последнего может послужить история одной диссидентки. Когда она уходила, спецслужбы проникали к ней в дом и меняли вещи местами. В ходе нескольких визитов они переставили специи и горшки с цветами, переложили полотенца, заменили любимый чай на чай другой марки. Когда женщина рассказала об этом своим друзьям — они ей не поверили.
После такого Zersetzung диссиденты погружались в себя, и у них не оставалось времени на борьбу.
Прекрасная Россия альтернативного прошлого
Больше всего в истории я люблю сюжеты о развилках. Один такой встретил в книге Александра Эткинда о Уильяме Буллите, который в 30-е был послом США в СССР. В 1919 году, в самом начале своей карьеры, Буллит отправился в Россию с миссией, которая могла изменить ход истории.
Буллит вел переговоры с Лениным. Молодой дипломат получил от вождя письменное предложение мира. Красные были готовы немедленно заключить перемирие со всеми воюющими сторонами и признать правительство белых. Фактически это ограничило бы власть большевиков несколькими центральными регионами России. Ленин согласился на это, надеясь выиграть время.
Буллит считал соглашение с большевиками шансом изолировать революцию и не допустить дальнейшего распространения коммунизма. Он срочно вернулся в Париж, где шли Версальские переговоры, и представил проект договора. Однако нерешительный президент Вильсон так и не поддержал инициативу Буллита. Против также были Англия и Франция — они относились к большевикам крайне враждебно и наотрез отказались от всяких переговоров.
Шанс был упущен. Если бы он реализовался, то Россия могла бы быть совсем другой.
Больше всего в истории я люблю сюжеты о развилках. Один такой встретил в книге Александра Эткинда о Уильяме Буллите, который в 30-е был послом США в СССР. В 1919 году, в самом начале своей карьеры, Буллит отправился в Россию с миссией, которая могла изменить ход истории.
Буллит вел переговоры с Лениным. Молодой дипломат получил от вождя письменное предложение мира. Красные были готовы немедленно заключить перемирие со всеми воюющими сторонами и признать правительство белых. Фактически это ограничило бы власть большевиков несколькими центральными регионами России. Ленин согласился на это, надеясь выиграть время.
Буллит считал соглашение с большевиками шансом изолировать революцию и не допустить дальнейшего распространения коммунизма. Он срочно вернулся в Париж, где шли Версальские переговоры, и представил проект договора. Однако нерешительный президент Вильсон так и не поддержал инициативу Буллита. Против также были Англия и Франция — они относились к большевикам крайне враждебно и наотрез отказались от всяких переговоров.
Шанс был упущен. Если бы он реализовался, то Россия могла бы быть совсем другой.
Дружба между мужчиной и женщиной — что говорят большие данные?
Ученые проанализировали 1,8 миллиарда профилей Facebook* , чтобы узнать, как часто дружат мужчины и женщины. Исследование показало, что в одних регионах это норма, а в других — исключение. И эти различия тесно связаны с экономикой, политической культурой и уровнем гендерных свобод.
Майкл Бейли и коллеги ввели специальный индекс — CGFR. Он сопоставляет долю женщин среди друзей у мужчин и женщин. Если показатель равен 1 — пол не играет роли в выборе онлайн-друзей. Если меньше — значит, мужчины чаще дружат с мужчинами, а женщины — с женщинами.
Самый низкий CGFR наблюдается в Индии, Египте, Йемене и Пакистане. Выше всего индекс в странах Центральной Америки, Западной Европы и в некоторых странах Африки и Юго-Восточной Азии. Иногда заметные различия наблюдаются в рамках одной страны. Например, в восточной Германии индекс дружбы выше, чем в западной. В США гендерная сегрегация гораздо выше в белых и религиозных районах.
CGFR тесно связан с другими важными показателями. Чем выше индекс:
✦ тем меньше разрыв между мужчинами и женщинами в уровне занятости;
✦ тем меньше согласия с патриархальными взглядами (например, что высшее образование важнее для мальчиков или что женщины — плохие лидеры);
✦ тем больше поддержка равноправия между мужчинами и женщинами.
Социолог Элис Эванс объясняет результаты исследования культурой чести. В обществах, где мужская честь зависит от изоляции женщины, межгендерная дружба случается редко. Эванс предполагает, что эта культура также связана с патриархальными убеждениями и доступом женщин к рынку труда.
* Facebook – продукт компании Meta, которая признана экстремистской на территории РФ.
Ученые проанализировали 1,8 миллиарда профилей Facebook* , чтобы узнать, как часто дружат мужчины и женщины. Исследование показало, что в одних регионах это норма, а в других — исключение. И эти различия тесно связаны с экономикой, политической культурой и уровнем гендерных свобод.
Майкл Бейли и коллеги ввели специальный индекс — CGFR. Он сопоставляет долю женщин среди друзей у мужчин и женщин. Если показатель равен 1 — пол не играет роли в выборе онлайн-друзей. Если меньше — значит, мужчины чаще дружат с мужчинами, а женщины — с женщинами.
Самый низкий CGFR наблюдается в Индии, Египте, Йемене и Пакистане. Выше всего индекс в странах Центральной Америки, Западной Европы и в некоторых странах Африки и Юго-Восточной Азии. Иногда заметные различия наблюдаются в рамках одной страны. Например, в восточной Германии индекс дружбы выше, чем в западной. В США гендерная сегрегация гораздо выше в белых и религиозных районах.
CGFR тесно связан с другими важными показателями. Чем выше индекс:
✦ тем меньше разрыв между мужчинами и женщинами в уровне занятости;
✦ тем меньше согласия с патриархальными взглядами (например, что высшее образование важнее для мальчиков или что женщины — плохие лидеры);
✦ тем больше поддержка равноправия между мужчинами и женщинами.
Социолог Элис Эванс объясняет результаты исследования культурой чести. В обществах, где мужская честь зависит от изоляции женщины, межгендерная дружба случается редко. Эванс предполагает, что эта культура также связана с патриархальными убеждениями и доступом женщин к рынку труда.
* Facebook – продукт компании Meta, которая признана экстремистской на территории РФ.
Месть как сигнал: зачем нужна честь там, где нет государства
В некоторых культурах честь играет очень важную роль. Если ее опорочить, то можно столкнуться с последствиями, которые западному человеку покажутся чрезмерными – вас могут заставить приносить публичные извинения или даже убить. Насилие, продиктованное нормами чести, лежит в основе кровной мести, когда ответственность за оскорбление распространяется и на родственников обидчика.
Как объяснить такие жестокие нормы?
Интересную теорию предлагают политэкономисты Джон Трэшер и Тоби Хэндфилд. Они обращаются к теории дорогих сигналов и утверждают, что нормы чести формируются в обществах, где отсутствует государственная монополия на насилие. Это создает проблему, описанную еще Гоббсом: если нельзя быть уверенным, что нападение повлечет санкции, люди живут в страхе перед произвольной агрессией.
В такой среде чрезмерно жестокая месть становится рациональной стратегией. Она служит сигналом угрозы, показывая, что любое посягательство повлечет тяжелые последствия. Это отпугивает потенциальных агрессоров и заменяет государственную дубинку.
Трэшер и Хэндфилд опираются на модель конкуренции между фирмами Крепса и Уилсона. В ней крупная компания (инсайдер) может сознательно устроить убыточную ценовую войну, чтобы отпугнуть новых игроков (челленджеров). Это невыгодно в моменте, но стратегически оправдано, если другие поверят в готовность компании идти до конца.
Аналогично и в культурах чести. Если на семью напали, она должна ответить – не потому, что это выгодно здесь и сейчас, а чтобы сохранить неопределенность для окружающих: вдруг они действительно жесткие и с ними лучше не связываться. Как пишут авторы, честь – это статус, основанный на том, что слабость еще не доказана. Даже слабые вынуждены мстить, чтобы не стать легкой мишенью.
Эта логика объясняет и структуру клановых конфликтов: агрессия и контрагрессия чередуются, но не перерастают в полномасштабную войну. Здесь важно не победить, а сохранить лицо. Каждый акт насилия – это инвестиция в репутацию клана.
Таким образом, нормы чести – это не иррациональное варварство, а механизм сдерживания насилия там, где нет государства. В условиях правового вакуума репутация и угроза возмездия становятся заменой полиции и судов. Единственный путь преодолеть культуру чести – это построение сильных государственных институтов.
В некоторых культурах честь играет очень важную роль. Если ее опорочить, то можно столкнуться с последствиями, которые западному человеку покажутся чрезмерными – вас могут заставить приносить публичные извинения или даже убить. Насилие, продиктованное нормами чести, лежит в основе кровной мести, когда ответственность за оскорбление распространяется и на родственников обидчика.
Как объяснить такие жестокие нормы?
Интересную теорию предлагают политэкономисты Джон Трэшер и Тоби Хэндфилд. Они обращаются к теории дорогих сигналов и утверждают, что нормы чести формируются в обществах, где отсутствует государственная монополия на насилие. Это создает проблему, описанную еще Гоббсом: если нельзя быть уверенным, что нападение повлечет санкции, люди живут в страхе перед произвольной агрессией.
В такой среде чрезмерно жестокая месть становится рациональной стратегией. Она служит сигналом угрозы, показывая, что любое посягательство повлечет тяжелые последствия. Это отпугивает потенциальных агрессоров и заменяет государственную дубинку.
Трэшер и Хэндфилд опираются на модель конкуренции между фирмами Крепса и Уилсона. В ней крупная компания (инсайдер) может сознательно устроить убыточную ценовую войну, чтобы отпугнуть новых игроков (челленджеров). Это невыгодно в моменте, но стратегически оправдано, если другие поверят в готовность компании идти до конца.
Аналогично и в культурах чести. Если на семью напали, она должна ответить – не потому, что это выгодно здесь и сейчас, а чтобы сохранить неопределенность для окружающих: вдруг они действительно жесткие и с ними лучше не связываться. Как пишут авторы, честь – это статус, основанный на том, что слабость еще не доказана. Даже слабые вынуждены мстить, чтобы не стать легкой мишенью.
Эта логика объясняет и структуру клановых конфликтов: агрессия и контрагрессия чередуются, но не перерастают в полномасштабную войну. Здесь важно не победить, а сохранить лицо. Каждый акт насилия – это инвестиция в репутацию клана.
Таким образом, нормы чести – это не иррациональное варварство, а механизм сдерживания насилия там, где нет государства. В условиях правового вакуума репутация и угроза возмездия становятся заменой полиции и судов. Единственный путь преодолеть культуру чести – это построение сильных государственных институтов.
HTML Embed Code: