Channel: Городские историки
«Чужая» история как городская память
Практики коммеморации в современном городе – явление весьма мозаичное не только с точки зрения пространства, но и с позиции времени. Недавно в журнале Этнографическое обозрение вышла статья антропологини Дарьи Радченко о границах памяти в городе Советск (Тильзит) Калининградской области. Описывая случай бывшего немецкого, а теперь российского города, исследовательница показывает, как коллективная память горожан может включать «чужие» исторические нарративы и «места памяти».
После ВОВ в Советске реализовывалось несколько политик памяти: сначала символическая трансформация территории с отказом от всего немецкого, но с 2000-х гг. последовали две противоположные тенденции – «борьба с германизацией» как борьба с возможным региональным сепаратизмом, при одновременном восстановлении немецкого наследия для привлечения туристов. Однако процесс «дегерманизации» был в какой-то степени утопичен, поскольку испытывал серьезное сопротивление сохранившейся немецкой городской материальности.
Сейчас в Советске сложились три группы нарративов о прошлом города: 1) «память учебника» из официального исторического дискурса; 2) «фантомная память» из сконструированных «воспоминаний» о немецкой довоенной истории; 3) «биографическая память» из практик личного взаимодействия с немецкой материальностью – домами, вещами и тд. Радченко называет жителей Советска «темпонавтами», такими проводниками, легко перемещающимися между немецким прошлым и российским настоящим и извлекающими из этого прибыль. Но темпоральное перемещение умеют осуществлять не все, а только те, кто обладает навыком распознавания элементов прошлого в городской повседневности.
Эти темпонавты создают мифологему «золотого века» города, который был утрачен, и ностальгию по «воображаемым немцам», которых современные жители Советска никогда не видели. «Чужая» история стала частью своей городской идентичности, как коллективной, так и личной.
P.S. Маркер такой идентичности Советска/Тильзита – лось Густав.
Практики коммеморации в современном городе – явление весьма мозаичное не только с точки зрения пространства, но и с позиции времени. Недавно в журнале Этнографическое обозрение вышла статья антропологини Дарьи Радченко о границах памяти в городе Советск (Тильзит) Калининградской области. Описывая случай бывшего немецкого, а теперь российского города, исследовательница показывает, как коллективная память горожан может включать «чужие» исторические нарративы и «места памяти».
После ВОВ в Советске реализовывалось несколько политик памяти: сначала символическая трансформация территории с отказом от всего немецкого, но с 2000-х гг. последовали две противоположные тенденции – «борьба с германизацией» как борьба с возможным региональным сепаратизмом, при одновременном восстановлении немецкого наследия для привлечения туристов. Однако процесс «дегерманизации» был в какой-то степени утопичен, поскольку испытывал серьезное сопротивление сохранившейся немецкой городской материальности.
Сейчас в Советске сложились три группы нарративов о прошлом города: 1) «память учебника» из официального исторического дискурса; 2) «фантомная память» из сконструированных «воспоминаний» о немецкой довоенной истории; 3) «биографическая память» из практик личного взаимодействия с немецкой материальностью – домами, вещами и тд. Радченко называет жителей Советска «темпонавтами», такими проводниками, легко перемещающимися между немецким прошлым и российским настоящим и извлекающими из этого прибыль. Но темпоральное перемещение умеют осуществлять не все, а только те, кто обладает навыком распознавания элементов прошлого в городской повседневности.
Эти темпонавты создают мифологему «золотого века» города, который был утрачен, и ностальгию по «воображаемым немцам», которых современные жители Советска никогда не видели. «Чужая» история стала частью своей городской идентичности, как коллективной, так и личной.
P.S. Маркер такой идентичности Советска/Тильзита – лось Густав.
Велосипедный город: практика или инфраструктура?
Весна вступила в свои права, а значит городские историки пересели на велосипеды 🚲 Путешествуя по городам России, мы всегда удивлялись тому, почему они так значительно отличаются по количеству велосипедистов при одинаково плохой велоинфраструктуре. От чего это зависит?
Считается аксиомой, что развитая сеть велодорожек существенно увеличивает веломобильность, и все больше горожан начинают видеть в велосипеде полноценное транспортное средство. Сложно спорить с этим утверждением. Однако историк технологий Мартин Эмануэль указывает, что велоинфраструктура – не панацея.
В 2019 г. в кембриджском журнале Urban History он опубликовал статью об истории становления Копенгагена как велосипедного города. С рубежа XIX–XX вв. и вплоть до середины XX в. велодорожная сеть датской столицы интенсивно расширялась. Однако в 1950–1970-е гг. автомобильная идеология стала вытеснять велодвижение, а городские планировщики все меньше думали о важности велотранспорта. Копенгаген в какой-то момент мог стать городом автомобилей, но с конца 1970-х гг. велоактивисты вернули себе инициативу, заставив городские власти относиться к велосипедистам со всей серьезностью.
Опыт Копенгагена показывает, что велоинфраструктура сама по себе хоть и имеет значение, но становится устойчивой только при наличии велолобби. Даже в городе с развитой велокультурой, муниципальным политикам не хватало компетенции в городском планировании. Сохранение статуса велосипедного города – это заслуга велосообществ, которые консультировали чиновников и боролись за свои права за счет представительства.
Эта история еще и о том, насколько велоуспех зависит от превращения практики в норму, когда езда на велосипеде становится обычным делом для многих. В таком случае велоинфраструктура вторична по отношению к низовым движениям, способным как распространить городскую практику в массы, так и защитить ее. И вскоре политикам не остается ничего другого, как задуматься о велодорожках.
P.S. Велодемонстрация в Копенгагене, ок. 1980 г.
Весна вступила в свои права, а значит городские историки пересели на велосипеды 🚲 Путешествуя по городам России, мы всегда удивлялись тому, почему они так значительно отличаются по количеству велосипедистов при одинаково плохой велоинфраструктуре. От чего это зависит?
Считается аксиомой, что развитая сеть велодорожек существенно увеличивает веломобильность, и все больше горожан начинают видеть в велосипеде полноценное транспортное средство. Сложно спорить с этим утверждением. Однако историк технологий Мартин Эмануэль указывает, что велоинфраструктура – не панацея.
В 2019 г. в кембриджском журнале Urban History он опубликовал статью об истории становления Копенгагена как велосипедного города. С рубежа XIX–XX вв. и вплоть до середины XX в. велодорожная сеть датской столицы интенсивно расширялась. Однако в 1950–1970-е гг. автомобильная идеология стала вытеснять велодвижение, а городские планировщики все меньше думали о важности велотранспорта. Копенгаген в какой-то момент мог стать городом автомобилей, но с конца 1970-х гг. велоактивисты вернули себе инициативу, заставив городские власти относиться к велосипедистам со всей серьезностью.
Опыт Копенгагена показывает, что велоинфраструктура сама по себе хоть и имеет значение, но становится устойчивой только при наличии велолобби. Даже в городе с развитой велокультурой, муниципальным политикам не хватало компетенции в городском планировании. Сохранение статуса велосипедного города – это заслуга велосообществ, которые консультировали чиновников и боролись за свои права за счет представительства.
Эта история еще и о том, насколько велоуспех зависит от превращения практики в норму, когда езда на велосипеде становится обычным делом для многих. В таком случае велоинфраструктура вторична по отношению к низовым движениям, способным как распространить городскую практику в массы, так и защитить ее. И вскоре политикам не остается ничего другого, как задуматься о велодорожках.
P.S. Велодемонстрация в Копенгагене, ок. 1980 г.
Forwarded from USSResearch
Приходите на non/fictioN 4 апреля 2024 (четверг), 18:15-19:00. Зал 1.
Как хрущевка изменила нашу жизнь? Дискуссия вокруг книги Наталии Лебиной «Хрущевка. Советское и несоветское в пространстве повседневности»
Книга Наталии Лебиной «Хрущевка», изданная в «НЛО», рассказывает не столько об архитектурном, сколько о социокультурном явлении, полностью изменившем советскую повседневность. Но как именно хрущевка определила социальные практики оттепельных лет — от увлечения фотографией до кухонных посиделок? И продолжает ли наследие хрущевской массовой застройки влиять на нашу жизнь уже на постсоветском пространстве?
Участники:
- Ирина Прохорова, главный редактор издательского дома «Новое литературное обозрение».
- Наталия Лебина, историк, автор книги.
- Александр Фокин, историк, доцент Сеченовского университета.
- Сергей Кавтарадзе, искусствовед, историк архитектуры, преподаватель НИУ ВШЭ.
- Денис Ромодин, архитектурный краевед, старший научный сотрудник Музея Москвы.
Как хрущевка изменила нашу жизнь? Дискуссия вокруг книги Наталии Лебиной «Хрущевка. Советское и несоветское в пространстве повседневности»
Книга Наталии Лебиной «Хрущевка», изданная в «НЛО», рассказывает не столько об архитектурном, сколько о социокультурном явлении, полностью изменившем советскую повседневность. Но как именно хрущевка определила социальные практики оттепельных лет — от увлечения фотографией до кухонных посиделок? И продолжает ли наследие хрущевской массовой застройки влиять на нашу жизнь уже на постсоветском пространстве?
Участники:
- Ирина Прохорова, главный редактор издательского дома «Новое литературное обозрение».
- Наталия Лебина, историк, автор книги.
- Александр Фокин, историк, доцент Сеченовского университета.
- Сергей Кавтарадзе, искусствовед, историк архитектуры, преподаватель НИУ ВШЭ.
- Денис Ромодин, архитектурный краевед, старший научный сотрудник Музея Москвы.
Городские исследования и академические гранты
Вчера главный «спонсор» большой отечественной науки Российский научный фонд (РНФ) объявил результаты всех своих основных конкурсов, а месяц назад подвел итоги регионального конкурса. Что ж, хороший повод подумать над вопросом: что такое урбанистика для наших ученых?
Первое, что бросается в глаза – это достаточно скромное количество победителей с городскими темами. Однако даже среди них, есть одна отчетливая закономерность – интерес к исследованию малых поселений. Тут можно выделить проекты социолога Никиты Покровского о сельских сообществах в условиях постаграрных трансформаций, географа Александра Алексеева о малых городах и селах в системе расселения России, а также прям серия региональных проектов о селах и рурализации в Краснодарском крае.
Не исключено, что поворот к малым поселениям обусловлен тем громким резонансом, который случился благодаря Конкурсу по созданию комфортной городской среды в малых городах и исторических поселениях. А возможно никакой связи нет, и постепенное снижение интереса к крупным городам и взгляд на периферию весьма логичный тренд для социальных наук.
Вообще, из всех направлений Urban Studies неплохо выделяется именно историческая урбанистика. Поддержаны проекты у Ильи Антипова о новгородской архитектуре XI–XV вв., Сергея Аванесова о культурном коде города, Тамары Булыгиной о городской повседневности Ставрополья, Зои Доржу об урбанизации Тувы. В то же время антропология и социология города почти не представлены среди победителей грантов РНФ. Исключение, похоже, одно – грант Анастасии Филипповой о маргинализации городских пространств в Хабаровском крае.
В целом, остается какое-то горькое послевкусие: городских исследований немного, а те, которые есть, по крайней мере по названиям, не отличаются какими-то оригинальными концептами или проблематиками. Правда отдельно хочется отметить проект Дмитрия Редина об исторической антропологии Екатеринбурга XVIII в., который явно будет реализован через призму увлекательного подхода город как племя.
Вчера главный «спонсор» большой отечественной науки Российский научный фонд (РНФ) объявил результаты всех своих основных конкурсов, а месяц назад подвел итоги регионального конкурса. Что ж, хороший повод подумать над вопросом: что такое урбанистика для наших ученых?
Первое, что бросается в глаза – это достаточно скромное количество победителей с городскими темами. Однако даже среди них, есть одна отчетливая закономерность – интерес к исследованию малых поселений. Тут можно выделить проекты социолога Никиты Покровского о сельских сообществах в условиях постаграрных трансформаций, географа Александра Алексеева о малых городах и селах в системе расселения России, а также прям серия региональных проектов о селах и рурализации в Краснодарском крае.
Не исключено, что поворот к малым поселениям обусловлен тем громким резонансом, который случился благодаря Конкурсу по созданию комфортной городской среды в малых городах и исторических поселениях. А возможно никакой связи нет, и постепенное снижение интереса к крупным городам и взгляд на периферию весьма логичный тренд для социальных наук.
Вообще, из всех направлений Urban Studies неплохо выделяется именно историческая урбанистика. Поддержаны проекты у Ильи Антипова о новгородской архитектуре XI–XV вв., Сергея Аванесова о культурном коде города, Тамары Булыгиной о городской повседневности Ставрополья, Зои Доржу об урбанизации Тувы. В то же время антропология и социология города почти не представлены среди победителей грантов РНФ. Исключение, похоже, одно – грант Анастасии Филипповой о маргинализации городских пространств в Хабаровском крае.
В целом, остается какое-то горькое послевкусие: городских исследований немного, а те, которые есть, по крайней мере по названиям, не отличаются какими-то оригинальными концептами или проблематиками. Правда отдельно хочется отметить проект Дмитрия Редина об исторической антропологии Екатеринбурга XVIII в., который явно будет реализован через призму увлекательного подхода город как племя.
Городской парк: между дисциплиной и природой
Похоже, что раньше времени стучится лето. В такие дни хочется отложить все заботы и просто погулять по ближайшему парку. Вообще любой городской парк – это место особого притяжения, которое наполняется как всевозможными неорганизованными практиками, так и дисциплинирующими фреймами.
В последнем номере Уральского исторического вестника историки Алексей Попов, Нелли Агуникян и Дарья Бочкова задаются вопросом об этой двойственности городских парков, которая сформировалась еще в советскую эпоху. Авторы акцентируют внимание на том, что городской парк в СССР был скорее пространством дисциплины. То есть городские власти наполняли его «правильными» досуговыми и волонтерскими практиками, которые организовывали повседневность граждан, но, правда, параллельно формировали и их экологическое сознание.
Как это происходило? На примере истории граничащих друг с другом лесопарка Челябинский бор и Челябинского парка культуры и отдыха, исследователи показывают, что разница между двумя рекреационными зонами была в степени регламентации поведения. Бор воспринимался как пространство для более индивидуального взаимодействия с природой – прогулки парами, с детьми и собаками, спорт или просто дышать свежим воздухом. ПКиО, наоборот, был местом идеологического воспитания с массовыми мероприятиями, стендами, сценой, павильонами и аттракционами.
Понятно, что в условиях нажима идеологии жители выбирали бор. В то же время лесной массив превращался в место для пьянок, локальных свалок и другого девиантного поведения. Получалась амбивалентная ситуация: с одной стороны, бор – это природная ценность для горожан, а с другой – горожане сами делали из него пространство деструктивного отношения к природе.
Поэтому с 1960-х гг. городские власти начали осознанную политику экологического просвещения на базе ПКиО, которая в итоге завершилась успехом. ПКиО стал переходным пространством между городом и природой, а бор приобрел образ «первозданной природы».
P.S. Челябинск и его бор. Фото Михаила Смирнова.
Похоже, что раньше времени стучится лето. В такие дни хочется отложить все заботы и просто погулять по ближайшему парку. Вообще любой городской парк – это место особого притяжения, которое наполняется как всевозможными неорганизованными практиками, так и дисциплинирующими фреймами.
В последнем номере Уральского исторического вестника историки Алексей Попов, Нелли Агуникян и Дарья Бочкова задаются вопросом об этой двойственности городских парков, которая сформировалась еще в советскую эпоху. Авторы акцентируют внимание на том, что городской парк в СССР был скорее пространством дисциплины. То есть городские власти наполняли его «правильными» досуговыми и волонтерскими практиками, которые организовывали повседневность граждан, но, правда, параллельно формировали и их экологическое сознание.
Как это происходило? На примере истории граничащих друг с другом лесопарка Челябинский бор и Челябинского парка культуры и отдыха, исследователи показывают, что разница между двумя рекреационными зонами была в степени регламентации поведения. Бор воспринимался как пространство для более индивидуального взаимодействия с природой – прогулки парами, с детьми и собаками, спорт или просто дышать свежим воздухом. ПКиО, наоборот, был местом идеологического воспитания с массовыми мероприятиями, стендами, сценой, павильонами и аттракционами.
Понятно, что в условиях нажима идеологии жители выбирали бор. В то же время лесной массив превращался в место для пьянок, локальных свалок и другого девиантного поведения. Получалась амбивалентная ситуация: с одной стороны, бор – это природная ценность для горожан, а с другой – горожане сами делали из него пространство деструктивного отношения к природе.
Поэтому с 1960-х гг. городские власти начали осознанную политику экологического просвещения на базе ПКиО, которая в итоге завершилась успехом. ПКиО стал переходным пространством между городом и природой, а бор приобрел образ «первозданной природы».
P.S. Челябинск и его бор. Фото Михаила Смирнова.
Forwarded from Дальневосточная урбанистика (Anatoly Breslavsky)
Фрагментарность исторической урбанистики в ДФО
На днях завершил работу по историографическому анализу литературы об истории чуть более 100 (с учетом утративших этот статус) городов и нескольких сотен пгт Забайкалья и Дальнего Востока.
В моем распоряжении были статьи, брошюры, очерки, научные монографии, публицистические краеведческие издания со всех 11 регионов ДФО - все, что собрал по региональным библиотекам в рамках прошлогодней 80-дневной экспедиции.
Многое обращает на себя внимание.
Отмечу обобщено пока лишь 2 позиции:
1. Если по дореволюционному периоду в истории забайкальских и дальневосточных городов (с сер. XVII в.) есть пара обобщающих изданий в ограниченных хронологических рамках, то советский и постсоветский период в истории урбанизационного процесса в сравнительно-историческом плане в масштабе всего региона все еще фактически не осмыслен. По сути нет обобщающих академических работ в этом поле, в тч и в разрезе проблематики городского расселения, которая меня интересует. Даже по отдельным периодам истории XX-начала XXI вв. Можно смело браться, если не страшно 😉
2. Охват научными исследованиями историй конкретных городов в регионах ДФО остается более чем скромным. Заметно впереди в этом поле в моменте оказались - Бурятия, Якутия и в какой то мере успел мобилизовать свои силы Забайкальский край с их развитыми академическими традициями исторических исследований, в то время как в большей части регионов ДФО истории даже региональных центров остаются на уровне краеведческих работ и публицистических очерков местных писателей, журналистов и т.д. Им, кстати, отдельный респект, что недождавшись внимания академических историков, решают эту задачу с опорой на архивы и пр. Другое дело, что после недавней смерти отдельных таких краеведов, историями городов там сейчас попросту некому заниматься. Это удручает.
Важно осознавать, что научные институты исторического профиля в структуре Российской академии наук есть только в Бурятии, Якутии и Приморском крае. В других регионах городской историей остается заниматься только преподвателям ВУЗОВ, ну и краеведам. Историей начинают заниматься местные географы и экономисты.В этом смысле интервенции историков из других регионов в регионы ДФО кажутся более чем оправданными. Это я, видимо, о себе)
На днях завершил работу по историографическому анализу литературы об истории чуть более 100 (с учетом утративших этот статус) городов и нескольких сотен пгт Забайкалья и Дальнего Востока.
В моем распоряжении были статьи, брошюры, очерки, научные монографии, публицистические краеведческие издания со всех 11 регионов ДФО - все, что собрал по региональным библиотекам в рамках прошлогодней 80-дневной экспедиции.
Многое обращает на себя внимание.
Отмечу обобщено пока лишь 2 позиции:
1. Если по дореволюционному периоду в истории забайкальских и дальневосточных городов (с сер. XVII в.) есть пара обобщающих изданий в ограниченных хронологических рамках, то советский и постсоветский период в истории урбанизационного процесса в сравнительно-историческом плане в масштабе всего региона все еще фактически не осмыслен. По сути нет обобщающих академических работ в этом поле, в тч и в разрезе проблематики городского расселения, которая меня интересует. Даже по отдельным периодам истории XX-начала XXI вв. Можно смело браться, если не страшно 😉
2. Охват научными исследованиями историй конкретных городов в регионах ДФО остается более чем скромным. Заметно впереди в этом поле в моменте оказались - Бурятия, Якутия и в какой то мере успел мобилизовать свои силы Забайкальский край с их развитыми академическими традициями исторических исследований, в то время как в большей части регионов ДФО истории даже региональных центров остаются на уровне краеведческих работ и публицистических очерков местных писателей, журналистов и т.д. Им, кстати, отдельный респект, что недождавшись внимания академических историков, решают эту задачу с опорой на архивы и пр. Другое дело, что после недавней смерти отдельных таких краеведов, историями городов там сейчас попросту некому заниматься. Это удручает.
Важно осознавать, что научные институты исторического профиля в структуре Российской академии наук есть только в Бурятии, Якутии и Приморском крае. В других регионах городской историей остается заниматься только преподвателям ВУЗОВ, ну и краеведам. Историей начинают заниматься местные географы и экономисты.В этом смысле интервенции историков из других регионов в регионы ДФО кажутся более чем оправданными. Это я, видимо, о себе)
Forwarded from Лена Пудова. Ваша ЛП
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Джентрификация деревянной застройки
Резонансной новостью прошлой недели стала государственная историко-культурная экспертиза квартала «Красный просвещенец» в Нижнем Новгороде, которая отказала в исторической ценности этой советской застройке. Подробнее в Городских экспедициях и Городе для людей.
«Красный просвещенец» – это прекрасный образец деревянной архитектуры 1920-х гг. Его градозащитники сделали великолепный сайт, в котором описали историю домов и проживающих в них семей, а также рассказы о традициях, практиках и легендах, рожденных этой застройкой.
«Красный просвещенец» выступает выразительным примером деревянного конструктивизма, воплощенным по проекту архитектора Леонида Агафонова, который сам вместе с семьей поселился в одном из домов квартала. Городским историкам этот квартал сильно напоминает главный шедевр деревянного конструктивизма – г. Игарка, к созданию которого приложил руку известный архитектор-авангардист Иван Леонидов. Однако деревянное наследие Игарки 1930-х гг. сегодня полностью утрачено.
Несмотря на то что городские власти, как правило, не признают ценности в деревянной советской архитектуре, в реальности же подобные двухэтажные деревянные кварталы невероятно ярко отражают локальную культуру и делают наши города уникальными. Более того, именно эта деревянная застройка, хоть и является советской, создает историческую городскую ткань, разнообразие и цельность городской среды, обладающей историей места.
Помним, как в 2017 г. мы вместе с архитекторами Мэттью Джулл и Линой Чо из Университета Вирджинии гуляли по одному из деревянных кварталов 1960-х гг. – поселку нефтяников в г. Сургуте. Они были в восторге от покосившихся брусчатых домов, погружавших в атмосферу нефтегазового освоения Сибири. Тогда они указывали на необходимость сохранения этого деревянного квартала путем джентрификации, превращения его в хипстерское пространство, в ином случае город потеряет часть своей истории.
Но чуда не произошло – в Сургуте он почти снесен. Власти не желают видеть в такой застройке историю. А вы?
Резонансной новостью прошлой недели стала государственная историко-культурная экспертиза квартала «Красный просвещенец» в Нижнем Новгороде, которая отказала в исторической ценности этой советской застройке. Подробнее в Городских экспедициях и Городе для людей.
«Красный просвещенец» – это прекрасный образец деревянной архитектуры 1920-х гг. Его градозащитники сделали великолепный сайт, в котором описали историю домов и проживающих в них семей, а также рассказы о традициях, практиках и легендах, рожденных этой застройкой.
«Красный просвещенец» выступает выразительным примером деревянного конструктивизма, воплощенным по проекту архитектора Леонида Агафонова, который сам вместе с семьей поселился в одном из домов квартала. Городским историкам этот квартал сильно напоминает главный шедевр деревянного конструктивизма – г. Игарка, к созданию которого приложил руку известный архитектор-авангардист Иван Леонидов. Однако деревянное наследие Игарки 1930-х гг. сегодня полностью утрачено.
Несмотря на то что городские власти, как правило, не признают ценности в деревянной советской архитектуре, в реальности же подобные двухэтажные деревянные кварталы невероятно ярко отражают локальную культуру и делают наши города уникальными. Более того, именно эта деревянная застройка, хоть и является советской, создает историческую городскую ткань, разнообразие и цельность городской среды, обладающей историей места.
Помним, как в 2017 г. мы вместе с архитекторами Мэттью Джулл и Линой Чо из Университета Вирджинии гуляли по одному из деревянных кварталов 1960-х гг. – поселку нефтяников в г. Сургуте. Они были в восторге от покосившихся брусчатых домов, погружавших в атмосферу нефтегазового освоения Сибири. Тогда они указывали на необходимость сохранения этого деревянного квартала путем джентрификации, превращения его в хипстерское пространство, в ином случае город потеряет часть своей истории.
Но чуда не произошло – в Сургуте он почти снесен. Власти не желают видеть в такой застройке историю. А вы?
Советский горожанин и его репрезентация
В конце 2023 г. в издательстве Уральского гос. экономического ун-та вышла монография историков Марины Клиновой и Андрея Трофимова Визуальные стандарты образа жизни советского городского населения после мировых войн. Книга выложена в открытом доступе, так что смело кликайте на гиперссылку.
В центре внимания работы изобразительная репрезентация городской повседневности в Советском Союзе 1920-х – нач. 1960-х гг. Исследование выполнено в рамках визуальной антропологии, в которой, как верно подметили авторы, городской образ жизни в СССР чаще показывается лишь фоном для описания других тем: телесности, эмоций, труда, потребления и тд. Клинова и Трофимов попытались преодолеть этот эффект, рассказывая об образах труда, отдыха, потребления, услуг и вещей советского горожанина как о целостной системе повседневности.
Вообще монография отличается своей фундированностью – историки подробно размышляют над методами работы с визуальным материалом, который они вытащили из десяток советских центральных журналов, областных и городских газет, и даже заводской прессы. По их мнению, к 1950-м гг. репрезентация советского горожанина определялась нормами сложной интеллигентско-этатистской модерности. С одной стороны, пресса в СССР создавала рациональный общественный порядок, но с другой – ей не было чуждо изображение реальности.
Авторы подчеркивают, что визуальный мир советского горожанина в основном отражал действительную материальность машин, механизмов, технологий, зданий, вещей или тех же практик, зачастую имевших натуралистический характер. Они показывали будущее, но им не были присущи симулякры или имитация. В то же время советское общество шло к поляризации на городское и сельское население, которая фиксировалась в рекламном дискурсе – для одних доступность деликатесов, а для других нередко отсутствие базовых продуктов. Так что и при социализме горожанин жил среди рекламы.
Отдельное богатство книги – это ее иллюстративный ряд, с головой погружающий в визуальный мир советского города.
В конце 2023 г. в издательстве Уральского гос. экономического ун-та вышла монография историков Марины Клиновой и Андрея Трофимова Визуальные стандарты образа жизни советского городского населения после мировых войн. Книга выложена в открытом доступе, так что смело кликайте на гиперссылку.
В центре внимания работы изобразительная репрезентация городской повседневности в Советском Союзе 1920-х – нач. 1960-х гг. Исследование выполнено в рамках визуальной антропологии, в которой, как верно подметили авторы, городской образ жизни в СССР чаще показывается лишь фоном для описания других тем: телесности, эмоций, труда, потребления и тд. Клинова и Трофимов попытались преодолеть этот эффект, рассказывая об образах труда, отдыха, потребления, услуг и вещей советского горожанина как о целостной системе повседневности.
Вообще монография отличается своей фундированностью – историки подробно размышляют над методами работы с визуальным материалом, который они вытащили из десяток советских центральных журналов, областных и городских газет, и даже заводской прессы. По их мнению, к 1950-м гг. репрезентация советского горожанина определялась нормами сложной интеллигентско-этатистской модерности. С одной стороны, пресса в СССР создавала рациональный общественный порядок, но с другой – ей не было чуждо изображение реальности.
Авторы подчеркивают, что визуальный мир советского горожанина в основном отражал действительную материальность машин, механизмов, технологий, зданий, вещей или тех же практик, зачастую имевших натуралистический характер. Они показывали будущее, но им не были присущи симулякры или имитация. В то же время советское общество шло к поляризации на городское и сельское население, которая фиксировалась в рекламном дискурсе – для одних доступность деликатесов, а для других нередко отсутствие базовых продуктов. Так что и при социализме горожанин жил среди рекламы.
Отдельное богатство книги – это ее иллюстративный ряд, с головой погружающий в визуальный мир советского города.
Forwarded from Структура наносит ответный удар
Основной вопрос социологии
Уилльям Сьюэлл мл. – чуть ли не единственный не-социолог, который получил главный приз Американской социологической ассоциации за лучшую книгу по теории. Произошло это уже 18 лет назад, но «Логики истории» до сих пор читаются невероятно актуально. Автор, десятилетиями занимавшийся Великой Французской революцией и последующими индустриализацией и урбанизацией страны, решил собрать в кучу все свои мысли по предмету и дополнить их размышлениями Броделя, Саллинза и Бурдье. Социологам повезло, что он выбрал для этого когнитивную рамку именно их дисциплины.
Я подумал, что, пожалуй, для меня это чуть ли не самая важная теоретическая книга, которую я прочел за эти годы. Да-да, в каком-то смысле важнее и самого Бурдье, и Берта, и Эбботта и всех остальных. Почему? Для начала, Сьюэлл очень лаконично и убедительно описал, чем социология отличается от истории. На его взгляд, это происходит за счет кардинально разных взглядов на темпоральность, рутинизированных в дисциплинарной доксе. Социологи думают воспроизводством, структурами, а историки – изменением, событиями. Эти на грани с чистой философией рассуждения в свое время очень помогли мне осмыслить смену специализации, а теперь отчасти помогают отмотать время назад.
Второй важнейший поинт книги (их там миллион, я просто перечисляю экзистенциально важные для меня) – это постоянное противоборство ресурсно- и схемо-центричных взглядов на социальную структуру. В каком-то смысле Сьюэлл просто переформулирует классическую проблему бытия и сознания Энгельса, но: а) на современном языке социологии; б) отказывается решать ее сразу и однозначно. Согласно историку, есть мощные структуры, в которых ресурсы важнее: партии, госаппарат. Однако есть и глубокие структуры. Самый главный пример: христианство. Невероятная устойчивость капитализма состоит в том, что это и глубокая, и мощная структура одновременно.
Как концептуализировать социальную структуру, чтобы не проваливаться ни в вульгарно-материалистическую, ни в наивно-идеалистическую ловушки? Это вопрос вопросов. Никакого курса по теории не хватит, чтобы на него ответить, но я невероятно рад, что нам со слушателями удалось его сформулировать. Продолжаем работать дальше.
Уилльям Сьюэлл мл. – чуть ли не единственный не-социолог, который получил главный приз Американской социологической ассоциации за лучшую книгу по теории. Произошло это уже 18 лет назад, но «Логики истории» до сих пор читаются невероятно актуально. Автор, десятилетиями занимавшийся Великой Французской революцией и последующими индустриализацией и урбанизацией страны, решил собрать в кучу все свои мысли по предмету и дополнить их размышлениями Броделя, Саллинза и Бурдье. Социологам повезло, что он выбрал для этого когнитивную рамку именно их дисциплины.
Я подумал, что, пожалуй, для меня это чуть ли не самая важная теоретическая книга, которую я прочел за эти годы. Да-да, в каком-то смысле важнее и самого Бурдье, и Берта, и Эбботта и всех остальных. Почему? Для начала, Сьюэлл очень лаконично и убедительно описал, чем социология отличается от истории. На его взгляд, это происходит за счет кардинально разных взглядов на темпоральность, рутинизированных в дисциплинарной доксе. Социологи думают воспроизводством, структурами, а историки – изменением, событиями. Эти на грани с чистой философией рассуждения в свое время очень помогли мне осмыслить смену специализации, а теперь отчасти помогают отмотать время назад.
Второй важнейший поинт книги (их там миллион, я просто перечисляю экзистенциально важные для меня) – это постоянное противоборство ресурсно- и схемо-центричных взглядов на социальную структуру. В каком-то смысле Сьюэлл просто переформулирует классическую проблему бытия и сознания Энгельса, но: а) на современном языке социологии; б) отказывается решать ее сразу и однозначно. Согласно историку, есть мощные структуры, в которых ресурсы важнее: партии, госаппарат. Однако есть и глубокие структуры. Самый главный пример: христианство. Невероятная устойчивость капитализма состоит в том, что это и глубокая, и мощная структура одновременно.
Как концептуализировать социальную структуру, чтобы не проваливаться ни в вульгарно-материалистическую, ни в наивно-идеалистическую ловушки? Это вопрос вопросов. Никакого курса по теории не хватит, чтобы на него ответить, но я невероятно рад, что нам со слушателями удалось его сформулировать. Продолжаем работать дальше.
Forwarded from USSResearch
Невежин В.А. Советская праздничная культура. Первомайские и Октябрьские тожества (1930-е — середина 1940-х гг.) / В. А. Невежин. — М.: Квадрига, 2024. — 424 с. – Исторические исследования).
В монографии рассматривается проблема организации и проведения в Москве важных мероприятий, связанных с советскими государственными праздниками – 1 Мая и 7 Ноября, в предвоенный период. Автор также рассматривал основные события, относящиеся к празднованию годовщины Великой Октябрьской социалистической революции в Куйбышеве в 1941 г. и в столице СССР в 1943 г. Основная цель предлагаемого исследования – выявление роли и места представителей высшего и среднего звена советской партийногосударственной номенклатуры в организации Первомайских и Октябрьских торжеств. Для ее достижения привлекались многочисленные опубликованные источники и архивные документы. Использовались материалы РГАСПИ, РГАЛИ, АВП РФ. В книге рассматривается проект проведения Первомайских и Октябрьских торжеств, который осуществлялся усилиями высшего и среднего номенклатурного звена, прежде всего – Сталиным и его ближайшим окружением. Проанализированы основные составные части этого проекта – выдвижение и распространение текстов праздничных лозунгов (призывов) ЦК ВКП(б), торжественные заседания Моссовета, военные парады и демонстрации трудящихся на Красной площади, праздничные застолья (большие кремлевские приемы в честь участников парадов; обеды и ужины Сталина в узком кругу; дипломатические приемы).
Где купить сам не знаю, но надеюсь появится в книжных магазинах
В монографии рассматривается проблема организации и проведения в Москве важных мероприятий, связанных с советскими государственными праздниками – 1 Мая и 7 Ноября, в предвоенный период. Автор также рассматривал основные события, относящиеся к празднованию годовщины Великой Октябрьской социалистической революции в Куйбышеве в 1941 г. и в столице СССР в 1943 г. Основная цель предлагаемого исследования – выявление роли и места представителей высшего и среднего звена советской партийногосударственной номенклатуры в организации Первомайских и Октябрьских торжеств. Для ее достижения привлекались многочисленные опубликованные источники и архивные документы. Использовались материалы РГАСПИ, РГАЛИ, АВП РФ. В книге рассматривается проект проведения Первомайских и Октябрьских торжеств, который осуществлялся усилиями высшего и среднего номенклатурного звена, прежде всего – Сталиным и его ближайшим окружением. Проанализированы основные составные части этого проекта – выдвижение и распространение текстов праздничных лозунгов (призывов) ЦК ВКП(б), торжественные заседания Моссовета, военные парады и демонстрации трудящихся на Красной площади, праздничные застолья (большие кремлевские приемы в честь участников парадов; обеды и ужины Сталина в узком кругу; дипломатические приемы).
Где купить сам не знаю, но надеюсь появится в книжных магазинах
ULY DALA: журнал городских и социальных исследований
За последние месяцы одной из самых интересных новостей в сфере академической урбанистики стал выход нового журнала ULY DALA: журнал городских и социальных исследований. Учредителем журнала выступил НИИ «Алматыгенплан», а главным редактором – известная социальная антропологиня Алима Бисенова.
Вообще перед нами очень интересный пример связки градостроительной науки и социальных исследований города: градостроители доверили проект не планировщику или архитектору, а антропологу. Выбор, конечно, не случайный: сегодня многочисленные проекты Алимы Бисеновой хоть и посвящены в основном постколониальным исследованиям, однако свою диссертацию PhD она защищала по теме девелоперского бума в Астане.
В приветственном слове Бисенова прямо указывает, что журнал будет иметь междисциплинарный характер, а его задача – объединение академического сообщества и практиков в сфере урбанистики. Этот вектор отражен в названии ULY DALA (Улы Дала – в переводе с казахского языка значит «Великая степь»), отсылающего к межкультурной интеграции степи и города, номадизма и урбанизма. Соответственно, основатели журнала приглашают к публикации как исследователей-теоретиков, так и тех, кто погружен в реальные прикладные городские проекты.
Из интересного в первом номере – интервью со Святом Муруновым об анкете горожанина; статья Дархана Медеуова о восприятии периферийности района Армана в Астане, несмотря на его центральность через транспортную доступность; а также статья Бисеновой о формировании нового среднего класса в жилых комплексах казахстанской столицы. По мнению исследовательницы, в основе этого процесса лежит мобильность горожан из других городов Казахстана в Астану. В столице они трансформируются в постсоветский средний класс, который, тем не менее, воспроизводится под воздействием дискурса интеллигенции, унаследованного от Советского Союза, с его нормами культурности, приличия и труда. Так, в новых жилых комплексах появляются «профессиональные горожане», способные к самоорганизации.
За последние месяцы одной из самых интересных новостей в сфере академической урбанистики стал выход нового журнала ULY DALA: журнал городских и социальных исследований. Учредителем журнала выступил НИИ «Алматыгенплан», а главным редактором – известная социальная антропологиня Алима Бисенова.
Вообще перед нами очень интересный пример связки градостроительной науки и социальных исследований города: градостроители доверили проект не планировщику или архитектору, а антропологу. Выбор, конечно, не случайный: сегодня многочисленные проекты Алимы Бисеновой хоть и посвящены в основном постколониальным исследованиям, однако свою диссертацию PhD она защищала по теме девелоперского бума в Астане.
В приветственном слове Бисенова прямо указывает, что журнал будет иметь междисциплинарный характер, а его задача – объединение академического сообщества и практиков в сфере урбанистики. Этот вектор отражен в названии ULY DALA (Улы Дала – в переводе с казахского языка значит «Великая степь»), отсылающего к межкультурной интеграции степи и города, номадизма и урбанизма. Соответственно, основатели журнала приглашают к публикации как исследователей-теоретиков, так и тех, кто погружен в реальные прикладные городские проекты.
Из интересного в первом номере – интервью со Святом Муруновым об анкете горожанина; статья Дархана Медеуова о восприятии периферийности района Армана в Астане, несмотря на его центральность через транспортную доступность; а также статья Бисеновой о формировании нового среднего класса в жилых комплексах казахстанской столицы. По мнению исследовательницы, в основе этого процесса лежит мобильность горожан из других городов Казахстана в Астану. В столице они трансформируются в постсоветский средний класс, который, тем не менее, воспроизводится под воздействием дискурса интеллигенции, унаследованного от Советского Союза, с его нормами культурности, приличия и труда. Так, в новых жилых комплексах появляются «профессиональные горожане», способные к самоорганизации.
БАМ: города дороги
Один из главных юбилеев этого года – 50-летие с начала строительства Байкало-Амурской магистрали. Несмотря на то что первые работы на БАМе последовали в 1930-е гг., точкой отсчета принято считать апрель 1974 г., когда XVII съезд ВЛКСМ объявил железную дорогу Всесоюзной ударной комсомольской стройкой.
По нашему мнению, сегодня главным историком БАМа является Николай Байкалов, который собирает материал не только в архивах и библиотеках, но и с 2005 г. активно проводит полевые работы в десятках городов и поселков Восточной Сибири. В 2022 г. вышла его монография Последняя стройка социализма, посвященная как этапам железнодорожного строительства, так и проектированию и формированию масштабной социальной инфраструктуры БАМа. По факту города БАМа были ведомственными поселениями: социальная сфера теснейшим образом связывалась со строительными и железнодорожными организациями, содержавшими детские сады, больницы, поликлиники, школы, клубы, библиотеки и тд.
Особенно интересна статья Байкалова в журнале Новейшая история России. Историк показывает, что основная черта городского пространства БАМа – это временность. В районе стройки возникло около 300 поселений, которые можно поделить на три основных типа: 1) «времянки» – поселки временного размещения строителей; 2) «постоянки» – поселки железнодорожников и обслуживающего их населения; 3) «нахаловки» – территории самовольного строительства. В одном городе эти поселения могли смешиваться друг с другом, но визуально такие микрорайоны нередко воспринимались как отдельные населенные пункты.
Так, городская жизнь выстраивалась в особой темпоральности: сначала размещение в палатке или вагончике, затем получение места в общежитии или комнаты во времянке, и только в конце – переезд в отдельную квартиру во временном или капитальном доме. Жилищные практики бамовцев обретали какое-то невероятное разнообразие – балки, «засыпухи», бараки, приспособленные под жилье нежилые помещения. И по сей день самострой и скваттерство – неотъемлемая часть бамовской повседневности.
Один из главных юбилеев этого года – 50-летие с начала строительства Байкало-Амурской магистрали. Несмотря на то что первые работы на БАМе последовали в 1930-е гг., точкой отсчета принято считать апрель 1974 г., когда XVII съезд ВЛКСМ объявил железную дорогу Всесоюзной ударной комсомольской стройкой.
По нашему мнению, сегодня главным историком БАМа является Николай Байкалов, который собирает материал не только в архивах и библиотеках, но и с 2005 г. активно проводит полевые работы в десятках городов и поселков Восточной Сибири. В 2022 г. вышла его монография Последняя стройка социализма, посвященная как этапам железнодорожного строительства, так и проектированию и формированию масштабной социальной инфраструктуры БАМа. По факту города БАМа были ведомственными поселениями: социальная сфера теснейшим образом связывалась со строительными и железнодорожными организациями, содержавшими детские сады, больницы, поликлиники, школы, клубы, библиотеки и тд.
Особенно интересна статья Байкалова в журнале Новейшая история России. Историк показывает, что основная черта городского пространства БАМа – это временность. В районе стройки возникло около 300 поселений, которые можно поделить на три основных типа: 1) «времянки» – поселки временного размещения строителей; 2) «постоянки» – поселки железнодорожников и обслуживающего их населения; 3) «нахаловки» – территории самовольного строительства. В одном городе эти поселения могли смешиваться друг с другом, но визуально такие микрорайоны нередко воспринимались как отдельные населенные пункты.
Так, городская жизнь выстраивалась в особой темпоральности: сначала размещение в палатке или вагончике, затем получение места в общежитии или комнаты во времянке, и только в конце – переезд в отдельную квартиру во временном или капитальном доме. Жилищные практики бамовцев обретали какое-то невероятное разнообразие – балки, «засыпухи», бараки, приспособленные под жилье нежилые помещения. И по сей день самострой и скваттерство – неотъемлемая часть бамовской повседневности.
Анонс конференции о городском планировании
Центр урбанистики ТюмГУ объявил о приеме заявок на ежегодную Молодежную научную конференцию «Метрополисы». В прошлом году главной темой для обсуждения был рефлексивный поворот в урбанистике – какими языками описания пользуются различные городские исследователи и практики. Кажется, что мероприятие удалось на славу, так Антрополог на районе прямо назвал конференцию крутой.
В этом году основная тема для дискуссии не менее актуальна – «Городское планирование и разнообразие образов жизни». Организаторы конференции достаточно подробно описали в информационке тезис о базовом конфликте между городскими планами и реальностью жизни. Как отмечают почти все великие урбанисты от Луиса Вирта до Анри Лефевра, разнообразие является основным свойством города. С другой стороны, город – это то, что государственные агенты и управленцы непременно пытаются упорядочить и спланировать. В итоге бесконечное повторение фундаментального конфликта плана и действительности.
Городские историки, конечно, советуют обязательно принять участие в «Метрополисах». В информационке заявлено как минимум три тематических направления, которые напрямую связаны с исторической урбанистикой:
• Городские планы как практика модерного управления;
• Советские генпланы: между перформансом и политикой;
• Городское планирование в условиях постсоциализма.
В целом, видно, что организаторы, как и в прошлый раз, хотят смешать вместе социальных исследователей и гуманитариев, реальных практиков и проектировщиков. Городские историки в этой тусовке точно не будут лишними.
Для участия в конференции необходимо прислать тезисы объемом до 8000 знаков (с пробелами) и CV на адрес [email protected]
Заявки принимаются до 8 сентября включительно.
Обратите внимание, что конференция проходит только в очном формате. Онлайн не предусмотрен. Но мы думаем, что это именно тот случай, когда участвовать стоит лично.
Информационку конференции можно скачать по этой ссылке.
Центр урбанистики ТюмГУ объявил о приеме заявок на ежегодную Молодежную научную конференцию «Метрополисы». В прошлом году главной темой для обсуждения был рефлексивный поворот в урбанистике – какими языками описания пользуются различные городские исследователи и практики. Кажется, что мероприятие удалось на славу, так Антрополог на районе прямо назвал конференцию крутой.
В этом году основная тема для дискуссии не менее актуальна – «Городское планирование и разнообразие образов жизни». Организаторы конференции достаточно подробно описали в информационке тезис о базовом конфликте между городскими планами и реальностью жизни. Как отмечают почти все великие урбанисты от Луиса Вирта до Анри Лефевра, разнообразие является основным свойством города. С другой стороны, город – это то, что государственные агенты и управленцы непременно пытаются упорядочить и спланировать. В итоге бесконечное повторение фундаментального конфликта плана и действительности.
Городские историки, конечно, советуют обязательно принять участие в «Метрополисах». В информационке заявлено как минимум три тематических направления, которые напрямую связаны с исторической урбанистикой:
• Городские планы как практика модерного управления;
• Советские генпланы: между перформансом и политикой;
• Городское планирование в условиях постсоциализма.
В целом, видно, что организаторы, как и в прошлый раз, хотят смешать вместе социальных исследователей и гуманитариев, реальных практиков и проектировщиков. Городские историки в этой тусовке точно не будут лишними.
Для участия в конференции необходимо прислать тезисы объемом до 8000 знаков (с пробелами) и CV на адрес [email protected]
Заявки принимаются до 8 сентября включительно.
Обратите внимание, что конференция проходит только в очном формате. Онлайн не предусмотрен. Но мы думаем, что это именно тот случай, когда участвовать стоит лично.
Информационку конференции можно скачать по этой ссылке.
Forwarded from Концептуальная урбанистика | CURS
Метрополисы II: городское планирование и разнообразие образов жизни
Центр урбанистики ТюмГУ и магистратура «Концептуальная урбанистика» приглашают принять участие в Молодежной научной конференции «Метрополисы II: городское планирование и разнообразие образов жизни».
«Метрополисы» — это ежегодный научно-практический форум, который объединяет академических исследователей города и прикладных урбанистов. В этом году основная тема конференции — городское планирование и его соотношение с разнообразием городской жизни.
В наше время эта классическая дискуссия о соотношении городского планирования и реальности вновь становится актуальной в свете особого интереса к мастер-планам. Нам снова приходится задумываться над вопросами, возникающими при столкновении далеко идущих планов и повседневности, стратегий территориального развития и форм гражданского соучастия, современного девелопмента и исторического ландшафта, социального программирования и широкого разнообразия жизни.
Давайте вместе обсудим феномен городского плана, обращая особое внимание на то, как планирующие cубъекты воспринимают, исследуют и программируют городскую сложность.
Мы особенно ждем заявки, связанные с прикладными проектами в области городского планирования, авторы которых пытаются учитывать социальное и культурное разнообразие городской жизни.
Целевая аудитория — молодые практики и ученые — от студентов до опытных специалистов до 40 лет.
Среди экспертов и дискуссантов — Михаил Алексеевский (Центр городской антропологии), Александр Антонов (Союз архитекторов России), Евгения Арефьева (Институт «Урбаника»), Алима Бисенова (Назарбаев университет), Анатолий Бреславский (СО РАН), Руслан Дохов (НИУ ВШЭ), Сергей Духанов (НГУАДИ), Михаил Лурье (ЕУСПб), Александр Стрепетов (Группа прикладных антропологов «Артель»).
Для участия в конференции необходимо прислать тезисы объемом до 8000 знаков (с пробелами) и CV на адрес [email protected].
Заявки принимаются до 8 сентября включительно. Формат конференции — очный.
Инфор. письмо прикреплено в комментариях.
Центр урбанистики ТюмГУ и магистратура «Концептуальная урбанистика» приглашают принять участие в Молодежной научной конференции «Метрополисы II: городское планирование и разнообразие образов жизни».
«Метрополисы» — это ежегодный научно-практический форум, который объединяет академических исследователей города и прикладных урбанистов. В этом году основная тема конференции — городское планирование и его соотношение с разнообразием городской жизни.
В наше время эта классическая дискуссия о соотношении городского планирования и реальности вновь становится актуальной в свете особого интереса к мастер-планам. Нам снова приходится задумываться над вопросами, возникающими при столкновении далеко идущих планов и повседневности, стратегий территориального развития и форм гражданского соучастия, современного девелопмента и исторического ландшафта, социального программирования и широкого разнообразия жизни.
Давайте вместе обсудим феномен городского плана, обращая особое внимание на то, как планирующие cубъекты воспринимают, исследуют и программируют городскую сложность.
Мы особенно ждем заявки, связанные с прикладными проектами в области городского планирования, авторы которых пытаются учитывать социальное и культурное разнообразие городской жизни.
Целевая аудитория — молодые практики и ученые — от студентов до опытных специалистов до 40 лет.
Среди экспертов и дискуссантов — Михаил Алексеевский (Центр городской антропологии), Александр Антонов (Союз архитекторов России), Евгения Арефьева (Институт «Урбаника»), Алима Бисенова (Назарбаев университет), Анатолий Бреславский (СО РАН), Руслан Дохов (НИУ ВШЭ), Сергей Духанов (НГУАДИ), Михаил Лурье (ЕУСПб), Александр Стрепетов (Группа прикладных антропологов «Артель»).
Для участия в конференции необходимо прислать тезисы объемом до 8000 знаков (с пробелами) и CV на адрес [email protected].
Заявки принимаются до 8 сентября включительно. Формат конференции — очный.
Инфор. письмо прикреплено в комментариях.
HTML Embed Code: