TG Telegram Group Link
Channel: Женщина пишет
Back to Bottom
Мои главные книжные ожидания от 2024 года выглядят вот так. Классные обложки к ним (пока не у всех есть официальные) придумала Настя Вяткина

«Дочь самурая», Эцу Инагаки Сугимото
@bookmate_ru

«Двести третий день зимы», Ольга Птицева
@polyandria

«История русского феминизма», Ирина Юкина
@nlobooks

Азар Нафиси, «О чём я молчала»
@livebooks

«Сад», Оливия Лэнг
@admarginem

«Развод», Сюзен Таубес
@izdaniya

«Дети в гараже моего папы», Анастасия Максимова
@alpinaproza

The Book of the City of Ladies, Кристина Пизанская
@individuumbooks
​​Лорри Мур в романе «Запертая лестница» удалось редкое — она создала героиню, на чьем месте легко представить себя. В ней больше самого обычного, чем исключительного — ни богата, ни гениальна, ни сногсшибательно красива. Обычная настолько, что можно сначала и не понять, зачем 398 страниц быть рядом и наблюдать, но уж если втянетесь, то дойдете до самого конца. Хочется сказать «и познаете истину», но нет — только ещё больше мыслей и вопросов об уделе человеческом появится в голове. Лично у меня все это стандартная реакция на хорошую книгу. Лорри Мур отлично умеет консервировать сложную реальность в коротких рассказах, в романе самой себе она не изменила.

20-летняя Тесси Келтьин выросла на ферме в небольшом американском городке, поступила в университет почти сразу же после 11 сентября и переехала в большой город. Теперь она изучает суфизм и музыковедение и ищет работу няни — у нее вроде как выходит ладить с детьми. Параллельно наблюдает за птицами, белками и закатами — из деревни она уехала, но старые привычки пока сильны. После нескольких неудачных собеседований ей наконец везет — ее нанимает Сара Бринк, которая вместе с мужем совсем скоро удочерит ребёнка. У Тесси быстро выходит подружиться с девочкой, но со взрослыми сложнее — слишком озабочены собой и слишком требовательны ко всем остальным. Сама Тесси живет как будто в параллельной вселенной.

«Проснулась в мареве белого света. Я не закрыла жалюзи, а ночью выпал снег; лучи утреннего солнца, отражаясь от сугробов на подоконнике и на низкой соседней крыше, заливали комнату огнем. Я старалась не думать о своей жизни. У меня не было никаких хорошо продуманных долговременных планов. Плохо продуманных, впрочем, тоже не было. Никаких не было, и от этой потерянности по контрасту с четко сформулированными амбициями моих подруг (брак, дети, диплом юриста) мне иногда становилось стыдно. Но порой я мысленно дискутировала сама с собой, отстаивая такую жизнь, ее моральное и интеллектуальное превосходство. Я живу, открытая новому, ко всему готовая, свободная — но от этого не менее одинокая»

Внешняя политика Америки, личные трагедии, университетские будни, кухонные разговоры о расизме, чужие секреты, климатические перемены, забота о ребенке, первая влюбленность — все это окружает Тесси и по-разному влияет на ту роль, что она играет, то есть живет в тот или иной момент. Роль не статична, Тесси многолика, как и все мы — сегодня страдалица, завтра возлюбленная, потом заболтивая дочь или безответственная сестра. В её проживании горя и радости много знакомого. Она не уверена, что хоть кому-то в этом мире действительно интересно, услышать ее версию ответа на вопрос «Как поживаешь?». Она живет по мере сил и, кажется, что ещё одна трагедия, и она не выдержит. Но Тесси слишком молода, ей только предстоит убедиться, как много всего она ещё способна пережить.

«Тем временем все остальные люди знают, что жизнь устроена просто и идет только в одном направлении: она некоторое время колотится, как жук в стекло, и однажды перестает»

#зарубежнаялитература
Forwarded from катя гущина
это инструкция по борьбе с дементорами из гарри поттера.
​​​​​​​​Древнегреческие мифы - не моя литературная категория. Слишком много страха, войн и смертей. Но нашлось одно исключение - роман Мадлен Миллер «Цирцея».

Созданная американской писательницей богиня, дочь Гелиоса и первая в мировой литературе колдунья, не похожа на остальных богов - жестоких, эгоистичных, не знающих слова «нет».

И хотя именно Цирцея превратила спутников Одиссея в свиней, а нимфу Сциллу в морское чудище, сожалела она об этом столетиями. Гомер назвал её «богиней ужасной с речью людской». Миллер убрала все ужасное и оставила людское. Ее Цирцея и правда больше похожа на нас, чем на чуваков с Олимпа. В её жизни много типичного: черные и белые полосы, насилие и забота, любовь и ненависть, проблемы с родителями и настоящая дружба, кризис среднего возраста (случившийся, правда, лет так в триста) и долгие вечера за любимым делом. Но ещё, конечно, было много времени на подумать - мы такой привелегии лишены, хотя ещё не ясно - это наша награда или наказание.

В этой книге столько уязвимости и силы, что она обязательно будет добавлена на мою полку в бумажном варианте и перечитана на пенсии, если доживу.

«Цирцея, говорит он, все будет хорошо. Это не предсказание пророка или оракула. Такими словами утешают детей. То же самое, я слышала, он говорит, укачивая дочерей, разбуженных ночным кошмаром, перевязывая их ранки, унимая боль. Его тело знакомо на ощупь, как свое собственное. Я слушаю его дыхание, теплое в ночной прохладе, и вроде бы успокаиваюсь. Он не хочет сказать: нет боли. Не хочет сказать: нам не страшно. А лишь одно: мы есть. Вот что значит плыть по волнам, ходить по земле и чувствовать ее под ногами. Вот что значит быть живым».

#зарубежнаялитература
​​«Двести третий день зимы», Ольга Птицева

1 марта многие брали в руки чётное количество цветов. Я взяла новую книгу, описание которой мрачно подчеркивало происходящее за окном: главная героиня живет в стране, где объявили вечную зиму... Мне бы очень хотелось, чтобы антиутопии перестали так сильно походить на реальность вокруг, но уж как есть.

Когда Партия холода объявила зимовье, Нюта не смогла уехать в тёплые края, как все её друзья. Дело в том, что в универе она училась на биолога, а в новых реалиях эта профессия стала стратегически важной. Вместе с коллегами она пытается сделать так, чтобы картошка и другие полезные растения могли расти при низких, а желательно при отрицательных температурах.

В заметённом снегом государстве многое идет так себе — холод и голод, страх и доносы. Самое больше преступление — нарушить целостность снежного покрова. За нарушителями приезжают холодовики: могут отвезти в морозильную камеру, а могут убить на месте. Добровольно жить в таком мире никто не захочет, но приходится. Нюта тайком выращивает в гардеробной фиалки и вопреки тотальному недоверию, знакомится в магазине с девушкой в ярком шарфе. Как вы понимаете, эта встреча всё изменит.

От романа Птицевой веет холодом. Батареи ели греют, на улице метет каждый день. Люди пропадают. Иногда можно согреться о дружеские шутки или редкую книгу о цветах и поэзии, что чудом сохранилась. Но это все временное, зыбкое, едва уловимое. Главное чувство первой части этой дилогии — это замерзание. Замерзают руки, чувства, земля и надежда. И чем ближе финал, тем меньше шансов согреться, хотя эпиграф обещает спасение.

Мы обязательно встретимся, слышишь меня? Прости
Там, куда я ухожу, весна
Я знаю, ты сможешь меня найти
Не оставайся одна
​​Шестой год подряд в этот день я публикую список новых нехудожественных книг, которые рассказывают о гендерных проблемах прошлого или настоящего. Удивительно, но такие книги на русском языке еще выходят. Списки за пять предыдущих лет ищите по хештэгу #8марта

«От дам-патронесс до женотделовок», Ирина Юкина

В НЛО уже можно оформить предзаказ на главную книгу об истории женского движения России

«Посмотри на себя», Катя Ненахова

Освобождающий автофикшн-роман о пережитом расстройстве пищевого поведения — Катя подробно фиксирует, как с подачи близких и посторонних формировалось ее саморазрушающие отношения с телом, и как трудно было освободиться.

«Почему не было великих художниц», Линда Нохлин

Столетиями талант не гарантировал успеха ни в науке, ни в искусстве. Важнее всего остального всегда были, есть и будут расовые, классовые и гендерные стереотипы. Анализу последних в художественном мире и посвящен классический феминистский текст 1971 года.

«Феминизмы», Люси Делап

Гендерная исследовательница Люси Делап решила проанализировать 250 лет всемирной истории западного феминизма. Победы и поражения интересуют ее в равной степени, ведь больше всего ей хочется извлечь пользу из ошибок прошлого.

«Как выжить женщине в Средневековье», Элеанор Янега

Костры инквизиции, высокая смертность, тяжкий труд — Средневековьем принято пугать. Много ужасного позади, вот только ложные представления о женщинах никак не вымрут. Как они зародились и почему до сих пор живы — отвечает историк Элеанор Янега.

«Леди-убийцы», Тори Телфер

Всем поклонницам ютуб-канала Саши Сулим о преступниках и преступлениях посвящается. Истории 14 женщин, от чьих действий кровь в жилах стынет. Телфер не только рассказывает, что именно они натворили, но и как их поступки воспринимали в обществе.

«О женщинах», Сьюзен Сонтаг

Сборник эссе 1972-1975 годов о двойных стандартах старения, женской сексуальной валидности, отношениях женщин друг к другу, связей женского движения с другими революционными движениями и о другом гендерном.

«Тысячеликая героиня», Мария Татар

Внушительное исследование женских образов в литературе и кино — от Шахерезады и Кассандры до Китнисс Эвердин и Арьи Старк.

«Ее жизнь в искусстве: образование, карьера и семья художницы конца ХIХ — начала ХХ века», Олеся Авраменко, Галя Леонова

Исследовательницы обращаются к мемуарам и личным документам, а также к автопортретам, позволяющим увидеть, как отечественные художницы воспринимали себя и свое положение в обществе.

Бонус для дочитавших: папка fem wave с классными каналами с фем-оптикой о кино и литературе.

Читайте книги, читайте женщин🩶
​​«1984» — самая известная антиутопия всех времен и народов, а еще очень сексистская книга. Единственный женский персонаж там, которому отводится больше, чем пара абзацев — это Джулия, механик и любовница Уинстона Смита. Именно ее под пытками в комнате 101 предал главный герой. Мы видим ее только его глазами и взгляд этот полон неприязни: «Уинстон невзлюбил девушку с первого взгляда, и не без причины: от нее так и веяло здоровым духом спортивных состязаний, ледяного душа, пеших походов и ярой приверженности идеям Партии. Уинстон терпеть не мог почти всех женщин, тем более юных и смазливых». В его сознании она была особой легкомысленной, такие как она, по его мнению: «глотают все подряд, и это не причиняет им ни малейшего вреда, поскольку не задерживается в головах — так птица глотает кукурузное зерно целиком, а то проходит сквозь ее тело неусвоенным».

Благодаря тексту Егора Михайлова узнала, что не только персонаж Оруэлла, но и сам он был не очень. Вот что пишет историк Дейдре Беддо:

«Оруэлл не только был антифеминистом, но и совершенно не видел, какую роль женщины были и остаются вынужденными играть в существующем укладе. <…> Он рассматривал капитализм как эксплуатацию мужского рабочего класса мужским правящим классом. Женщины были всего лишь женами этих мужчин».

Но хватит о сексистах — давайте о Джулии. Узнать о ее жизни и жизни женщин вообще при Большом Брате можно в романе американской писательницы Сандры Ньюман «1984. Джулия», который она издала год назад с одобрения наследников Оруэлла.

Джулия — дочь политических заключенных, которая не знала жизни до Большого Брата. Ее родители были революционерами, но, как это часто бывает, новый режим их прожевал и выплюнул. Отца убили, а мать с дочерью сослали в Первую атомную зону, где они постоянно голодали. Чтобы спастись, Джулии пришлось предать собственную мать, пусть и с её согласия. Это никем не осуждалось, ведь детей с пеленок учат стучать на родителей. Джулия научилась приспосабливаться к беспощадным к любому инакомыслию обстоятельствам и даже получать удовольствие от жизни. А замечая несправедливость и распущенность партийной элиты, кляла чиновников и надеялась на встречу с Большим Братом — от него наверняка скрывают истинное положение вещей, если бы он знал, давно бы наказал всех виновных. Вот только, как мы знаем, наказали саму Джулию. Просто так, потому что могли.

Книга Ньюман чисто формально похожа на текст Оруэлла. Однако она меняет сюжет и совершенно по-другому расставляет акценты, делая мотивацию и поступки Джулии и других персонажей сложнее. Мир все такой же беспросветный, но её персонажи сопротивляются, подмечают детали, но все еще верят в другую жизнь, где можно будет обойтись без убийств, предательств и насилия. Один нюанс — этот новый мир тоже контролируют мужчины, так что Джулии придется очень постараться, чтобы выжить. Хорошо, что теперь у нее есть подруга.
​​«Руки женщин моей семьи были не для письма» Егана Джаббарова

Скромная по объему, но масштабная по смыслу первая прозаическая книга поэтессы и деколониальной исследовательницы Еганы Джаббаровой.

Руки, ноги, глаза, спина, живот — все это стандартные части человеческого тела, а ещё источники стыда и зависти, боли и наслаждения, успеха и неудачи. Егана рассказывает историю своей семьи и свою собственную через тело и его физические и культурные проявления.

Возьмем брови. Азербайджанским девочкам нельзя их выщипывать, пока не выйдут замуж. Только свадьба дает разрешение на перемены во внешности, так что в маленьких горных поселениях замужнюю девушку легко узнать по выщипанным бровям. Густые черные брови были у матери Еганы, у матери её матери и у матери её отца. Но только в жизни Еганы брови сыграли одну из главных ролей — по их движению очередной невролог наконец поставил её телу, которое болело и отказывалось подчиняться, правильный диагноз.

«Я не видела будущего, потому что все, что способны были видеть мои глаза, была боль, очередной тупик тела, его умирание и медленный распад: я чувствовала, как превращаюсь в статую, как каменнею изнутри, становлюсь сухим камнем, сосудом злости»

Под бровями — глаза. У всех в семье Еганы они были карими, ей же хотелось голубые или зеленые, ведь они были у популярных одноклассниц в русской школе, актрис в телевизоре и моделей в журналах. Однако карие и голубые глаза объединяло осуждение, с которым они смотрели на Егану — чужую в школе из-за своего происхождения и чужую в семье из-за слишком независимого нрава. Громкая в детстве и себе на уме во взрослом возрасте — такая была и есть Егана, а ещё незамужняя, бездетная и с редким диагнозом. Все это красные флажки для людей, привыкших подчиняться и подчинять.

«В мире, где я росла, каждый уголок был пронизан взглядами. Глаза от сглаза, глаза соседей, глаза родственников, глаза случайных прохожих, глаза недобросовестных мужчин и несчастные глаза женщин. Жизнь в общине напоминала реалити-шоу, где повсюду бесконечные камеры видеонаблюдения: каждому поступку, слову и делу находились свидетели, ничто не оставалось незамеченным»

Болезнь, отнимающая все силы, насилие в семье, переходящее по наследству, гнет традиций, желающий подавить любое проявление свободы воли — эти явления в жизни Еганы шли параллельно, оставляя реальные и метафорические следы на ее теле и теле женщин её семьи. Она первая в своем роде, чей живот не вынашивал ребёнка, чьи руки не качали его на руках, чей рот не пел колыбельные и не молчал в ответ на удары мужских рук и несправедливость.

Писать текст для Еганы (как и для многих женщин до нее и после) — выражать себя через буквы, заглушая гул чужих голосов.

«я стала писать — нарушила первую заповедь женщин нашего рода»
​​«Её стихи — белые тени, это тексты, вытканные из тишины между словами, дом, состоящих из одних окон»

Как хорошо, когда писательница, первая книга которой тебе понравилась, решает написать ещё одну. Прошлой весной я провела несколько спасительных часов в парке с «Городами на бумаге» — биографией Эмили Дикинсон, щедро дополненной вымыслом канадской писательницей Доминик Фортье. «Белые тени» — продолжение истории самой известной затворницы из Амхерста. Только теперь главных действующих лиц в разы больше — это сестра Эмили Лавиния, лучшая подруга и невестка Сьюзен, любовница брата Мейбл и её дочь Милисента.

Все началось с Лавинии — именно она не осмелилась сжечь стихи Эмили, которая та тайком ото всех записывала на обрывках бумаги. Сьюзен должна была стать редактором первого посмертного сборника стихов Эмили, но не смогла найти в себе силы — слишком тяжелым грузом легла на нее смерть лучшей подруги. Приводить в угодный издателю порядок все эти разрозненные тексты вызвалась Мейбл, желавшая когда-нибудь написать собственную книгу, но готовая увидеть свое имя на обложке и в качестве редактора. Милисента — самая юная в этой истории героиня — никогда с Эмили не встречалась, но чувствует её присутствие на метафизическом уровне.

Домыслов и фантазий в этой книге ещё больше, чем в «Городах на бумаге». Не меньше в ней и желания увековечить память об Эмили и её стихах, которые с такой легкостью могли отправиться в огонь вслед за письмами и дневниками, которые она попросила сжечь сразу после её смерти. Фортье лучше многих умеет добавить в обыденность искру волшебства и так расширить границы хронологически верного повествования, что обязательно случится чудо — и в жизни героинь, и в жизни читательниц.

«Стихи Эмили складываются в строфы некого тайного Евангелия. Это магические заклинания. Произнесите их в определенной последовательности, в нужном ритме, и вспорхнут голубка, из шляпы взметнется пламя, появится гирлянда ромашек; скажите их в обратном порядке, и набежит саранча, солнце раздвоится, на небе погаснут звезды, мир уничтожит сам себя»

#зарубежнаялитература
Как только начну, так сразу и устану считать, сколько раз мысли о моем теле и взгляды на него расстраивали и злили меня. Как бы я ни выглядела, сколько бы ни весила, я обязательно найду, что в себе исправить — рост, объем бедер, ширину щиколоток…

Хороших книг на русском языке о том, как общество в лице незнакомых и близких людей доводит девочек и женщин до беды, в том числе до расстройств пищевого поведения, не так уж и много. Книга клинического психолога Юлии Лапиной «Тело, еда, секс и тревога», «Миф о красоте» Наоми Вульф, «Тело дрянь» Мары Олтман — все, что смогла вспомнить.

Недавно я дочитала автофикшен-роман Кати Ненаховой «Посмотри на себя», который теперь к этому списку можно смело прибавить. Первым делом, ещё в раннем детстве, Катя очень хорошо научилась свое тело ненавидеть, а потом решила попробовать его принять. Состояние, в котором она находилась с восьми лет, она называет «потерей тела». Желание изменить себя ходило за ней по пятам — она терпела едкие комментарии от мамы, занималась изнуряющим спортом, голодала, с ужасом смотрела на свои фото, лечилась от нервной анорексии. Примеров потери тела в книге много, в некоторых узнала себя.

«Меня не существовало в фильмах, которые я смотрела с самого детства. Меня не существовало в книгах, которые нам задавали читать на уроках литературы. Меня не существовало в магазине одежды»

Восхищает честность, с которой Катя рассказывает о своем теле и своем переменчивом к нему отношении. Еще больше восхищает отсутствие дистанции между пишущей и читающими — Катя до самого конца остается живым человеком, а не ПРИМЕРОМ. Сегодня она не считает калории и не видит в продуктах врагов, но это не значит, что её тело вернулось к ней целиком и полностью. У принятия себя есть начало, но нет конца.

«Думаю, „лечить“ однажды потерянное тело вообще бессмысленно. В самом этом определении сквозит неуважение к нему. Принятие себя это процесс. Некоторые люди говорят, что он не заканчивается никогда, и, наверное, это действительно так. Для меня принятие похоже на жизнь растения: эта жизнь очень хрупка, и она может прерваться, если её не поддерживать, а ещё требует терпения, потому что маленький росток не может стать ветвистым стволом за один день. Его нельзя торопить»

Текст Кати вы пока не найдете в магазинах, это самиздат. Он ждёт вас в открытом доступе здесь.

#нонфикшн
Этой весной попробовала себя в новой роли — публично рассказала, как и зачем веду этот канал. Попросили меня порефлексировать создательницы школы текстов «Мне есть что сказать». Веду канал я уже семь лет, а возможность сесть и подумать, как я и мой блог очутились там, где они есть, получилось впервые.

Контент-плана и стратегии продвижения у меня никогда не было (если честно, то по-настоящему популярным я свой канал никогда не считала, всегда есть кто-то выше, сильнее, экспертнее). Но в первые несколько лет, я очень много писала другим людям, рассказывая про свой канал, предлагая сделать для них прикольные подборки и обзоры. Без этого, кажется, никак, в отличие от платной рекламы, которая у меня, кстати, случилась, когда в канале уже было несколько тысяч человек. Когда я начинала, деревья были большими — телеграм-каналы были всем интересны, их было не так много, а уж интересных и того меньше. Многое классное случалось без моего участия — меня рекомендовали просто так, потому что нравится.

На первой встрече от школы я поделилась своим опытом, на второй — изучила и дала обратную связь авторкам нескольких телеграм-каналов, и эта, более практическая часть, была для меня самой сложной. Синдром самозванки вошел в чат, тут все по классике. Сложно советовать, когда наверняка не знаешь секрет успеха. Единственное, в чем я уверена — делать стоит только то, что нравится тебе самой. Успешного успеха может и не будет, зато хорошо проведёте время. Я вот, например, решила, что пора и кружочки позаписывать и поговорить про книжки голосом. Ну а что вы мне сделаете — отпишитесь только, но я с этим уже почти даже смерилась, но это не точно.

Теперь главное — классные телеграм-каналы, которым не хватает классных подписчиц и подписчиков 💅

doom detective — канал Даши из издательства No kidding press об автобиографическом письме и жанровой литературе

Приключение Кати и её Киндла — канал программистки и большой поклонницы скандинавской литературы Кати

В режиме чтения — канал Полины и Кати о своих и чужих практиках чтения и хороших книгах

Письмо из смуты — канал Леры о weird-фикшн и theory-фикшн
HTML Embed Code:
2024/05/02 20:02:04
Back to Top