Дорогие читатели часто просят меня выложить какие-нибудь документы, которые я написал.

Недавно ко мне обратились коллеги с просьбой разобрать три очень интересных вопроса обязательственного права, которые были затронуты в одном из дел арбитражного суда Ставропольского края Nº A63-17928/2024 (ООО НПО НХП против ООО «Нексуссистемс»).

Я с большим удовольствием написал заключение по ним, а коллеги согласились с тем, чтобы я опубликовал это заключение.

Прочитать можно здесь.

Дорогие читатели жалуются, что видеоконтент, который я выкладываю на ютубе, так скажем, непросто посмотреть из России без впн.

Теперь он будет дублироваться на канале в Бусти. Для просмотра впн не нужен. В ближайшее время постепенно загружу туда все последние видео из ютуб-канала.

Подписка на канал дает постоянный доступ ко всем материалам - два лекционных курса (недвижимость и обеспечение обязательств, лекции по отдельным вопросам частного права, статьи, комментарии к практике и проч.).

Ссылка - здесь.

Какие-то жулики пишут от моего имени. Будьте внимательны, это не мой аккаунт.

Оказывается, это прямо целое направление. Я знаю о случаях, когда были созданы фейковые аккаунты Е.А. Суханова и А.Г. Карапетова. Так что я в хорошей компании )

В этом месяце издательство Статут отмечает день рождения. По такому случаю на этой неделе, при оформлении любого заказа, издательство дарит электронную версию моей книги «Введение в российское право недвижимости». 2-е изд., испр. и доп.

Кроме того, до конца месяца на многие издания действуют ощутимые скидки.
Если вы планировали пополнить библиотеку — возможно, сейчас удачный момент.

Читаю определение эк.коллегии по т.н. делу об инвестиционном займе (305-ЭС24-24318). Очень любопытный документ, советую обратить на него внимание всем, кто занимается договорным правом.

Сюжет в деле такой. Стороны заключили договор, который они назвали "договор инвестиционного займа".

По его условиям займодавец оказывает заём на сумму 2 млн. руб. Сумма займа должна быть возвращена спустя пять месяцев после получения займа. До этого момента вознаграждение займодавцу не выплачивается, но после возврата тела долга заёмщик обязан уплачивать бессрочно 20% от прибыли, но не менее 100 тыс. руб. в месяц. Обязанность по выплате вознаграждения является бессрочной.

Естественно, у займодавца по договору были широкие полномочия по контролю за деятельностью заемщика.

Заемщик нарушил договор в части выплаты вознаграждения и займодавец предъявил иск о взыскании задолженности и санкций за нарушение обязательств по договору.

Суды иск удовлетворили, сославшись на то, что раз уж стороны так договорились, то так тому и быть.

(Это, кстати, приятно. Еще лет десять назад они наверняка признали бы договор недействительным по какому-нибудь высосанному из пальца основанию. Все-таки ППВАС "О свободе договоре и ее пределах" сделал свое дело).

Но дело было передано в эк.коллегию, акты были отменены, дело направлено на новое рассмотрение.

По всей видимости, судью, передавшую дело (судья Чучунова), смутило условие о "вечном" характере выплаты вознаграждения.

Это довольно любопытный материал для анализа. (Кстати, по этому делу делу А.Г. Карапетов сделал отличный амикус, во многом то, что написано в определении перекликается с ним).

Действительно, "вечных" обязательств быть не может. Обязательства устанавливаются или (1) на срок, или (2) до востребования, или же (3) должнику дается право исполнить кредитору после истечения разумного срока существования обязательства и невостребовании кредитором исполнения. Наконец, есть еще одна линия защиты от "вечности" обязательств - (4) норма о десятилетнем объективном сроке давности, который исчисляется с момента возникновения бессрочного обязательства.

В этом деле опцию (3) применить не получится, так как обязательство по выплате вознаграждения периодическое.

Опцию (4) применить тоже не удастся, так как долгом является конкретное обязательство по совершению ежемесячного платежа (и оно имеет срок исполнения).

Как решила спор коллегия? Она посчитала, что суды не квалифицировали договор должным образом и не применили к отдельным его элементам те императивные нормы, которые следовало бы применить.

По мнению коллегии договор является смешанным - содержит в себе элементы займа и товарищества (как будет понятно дальше, это лишний вывод, который ничего не привнес в мотивировку).

Далее коллегия пишет, что состояние связанности заемщика обязательством по выплате вознаграждения не может быть "вечным".

И предлагает самом сторонам спора "представить дополнительные доказательства относительно периода, в течение которого ими изначально предполагалось участие истца в получении прибыли от деятельности Общества".

А если они представлены не будут, судам предлагается просто разрубить этот "Гордиев узел" обязательства, "приняв во внимание обычную сумму процентов, которая могла быть начислена в пользу истца в сравнимых обстоятельствах за период фактического пользования финансированием (пункт 1 статьи 809 ГК РФ), как минимальный уровень доходности от вложения капитала, и период, в течение которого данная сумма была бы возвращена при условии уплаты не менее 100 000 руб. в месяц и не более 20% от чистой выручки Общества, начиная с 1 января 2023 г.".

То есть, коллегия все-таки (1) сохранила квалификацию сделки как займа, (2) сохранила условие о % от прибыли и минимальной сумме в 100 тыс. как вознаграждении займодавца, (3) но при этом исключила возможность условия "вечность" начисления вознаграждения принудительно вводимым сроком.

Но третий вывод очень элегантный и заслуживает всяческой поддержки. Вместо того, чтобы сказать, что "всё ничтожно", коллегия предлагает фактически заменить условие о вечности на условие о срочности выплаты вознаграждения.

Так что в итоге спорный договор оказался ... договором займа, а не смешанным договором.

PS. В определении есть досадная ошибка.

В третьем (или втором, если не считать абзац, продолжающийся со стр. 10) абзаце сверху на стр. 11 написано, что в договоре займа непременно должен быть срок (определенный или определимый), в течение которого заём возвращается. Это якобы вытекает из существа законодательного регулирования договора займа.

Но это же не так! В п. 1 ст. 810 ГК написано, что возможен заём, в котором "срок возврата договором не установлен".

Но на правильность общих рассуждений коллегии в контексте дела эта ошибка не влияет.

С августа с России отменяется запрет на создание компании одного лица другой компанией одного лица.

Честно говоря, я никогда не понимал смысл этого запрета, он легко обходился при помощи участника с 0,1% долей. Да и по существу, кажется, он бессмысленный.

Если кто-то будет злоупотреблять корпоративной вуалью и обманывать кредиторов, он должен отвечать личным имуществом независимого от того, сколько вуалей он выставил - одну или две.

Мне кажется, что мы все-таки доросли до мысли о том, что ограниченная ответственность по долгам - это благо, которое или покупается большими издержками на входе (типа большого уставного капитала), либо издержками на выходе (суровостью наказания на злоупотребление ограниченной ответственностью).

Континентальные европейские юрисдикции обычно придерживаются первого подхода, юрисдикции общего права - по второму.

Раньше я говорил, что у нас парадоксальным образом организация ограниченной ответственности не следует ни по первому, ни второму пути (а нас символический уставный капитал и легко зарегистрировать общество с ограниченной ответственностью и практически не работал механизм прокалывания корпоративной вуали).

Но теперь - в связи с взрывоподобным развитием практики по привлечению к субсидиарной ответственности в делах о банкротстве - я бы сказал, что мы двинулись по второму, англо-саксонскому пути.

Другое дело, что, видимо, практика ответственности бенефициаров бизнеса тогда должна перерасти рамки дел о банкротстве (потому что это дорого, сложно и не всегда нужно задействовать такой потенциал). И дел о взыскании с бенефициаров долгов компаний и без банкротства последних должно быть много. Это неизбежное следствие простоты попадания на полянку, которая называется «ограниченная ответственность».

Недавно верх.суд утвердил обзор по вопросам банкротства граждан.

Это 83 страницы довольно сложного текста. Понятно, что если вы специализируетесь на банкротстве, его надо читать внимательно и с карандашом.

А если специализируетесь в чем-то другом? Но ведь основы банкротства все-таки знать надо любому юристу. И руку на пульсе практики держать тоже надо. Но потратить несколько часов на чтение почти ста страниц жалко…

Вот для этого мы и придумали ШОРТРИД - чтобы без потери качества сокращать объем того, что надо прочитать юристу.

Айнур Шайдуллин (РШЧП) написал для ШОРТРИДа отличный краткий обзор правовых позиций из обзора.

И благодаря этому вы потратите на чтение не несколько часов, а десять минут.

Ссылка - здесь.

Ксения Собчак сделала удивительно пресное интервью с М. Барщевским. Последний позиционирует себя как интеллектуал, интеллигент и очень глубокий юрист.

Началось все с замаха на рубль: с пафосного утверждения о том, что он никогда не пойдет против своих принципов, работая в правительстве.

Но на конкретных вопросах, заданных Собчак, он трусливо спасовал. И все превратилось в копеечку.

Про закон об иноагентах он отказался рассуждать, почему-то сославшись на то, что судьи КС не вправе высказывать свое мнение о законах, так как они могут быть оспорены в суде.

Но он-то не судья. Собчак его в итоге дожала и он нехотя признал, что закон об иноагентах ему «не нравится, но может быть он сейчас и нужен».

На вопросах о практиках конфискаций он тоже юлил, сославшись на то, что он привык иметь дело с фактами, а он их не знает. То же касается и практики применения составов об экстремизме, терроризме и проч.

Про конституционные поправки он заявил, что они произвели колоссальный эффект на жизнь страны. Но назвать какие именно такой эффект произвели, не смог. Причем ошибся в деталях (сказав, что поправки изменили процедуру назначения судей, а это не так).

Потом он зачем-то сказал, что Россия наконец начала обретать суверенитет (что, странно, ведь суверенитет это штука формальная и, кажется, его наличие никто не оспаривает).

Ну и на собственно юридических вопросах он показал, что в праве (а заодно и в проблемах судебной системы заодно) он разбирается, так скажем, не очень.

Ладно хоть он четко обозначил себя как антисталиниста. Ведь пока это безопасно.

Вторая часть интересной беседы с адвокатом Михаилом Мануковым о юридической профессии и юридическом бизнесе, судебных процессах, карьере и многом другом.

Посмотреть можно на Бусти или Ютубе.

У римлян был такой процессуальный институт, который назывался litis contestatio.

Сильно упрощая, это означало, что после того как по требованию истца был возбужден спор и он был передан судье, это требование переставало существовать как частноправовое притязание. Litis contestatio - это как бы согласие сторон принять то, что решит по делу судья. Из этого следовало, что долг из судебного решения в пользу истца - это другой долг, не тот, из-за которого состоялся спор (например, из договора займа или деликта), а новая обязанность. Потому что она основывалась именно на litis contestatio.

Этот принцип не характерен для современного гражданского процесса. Мы четко разделяем судебные решения о присуждении или о преобразовании (я об этом писал в одной из Азбучных истин).

Так, если суд взыскал долг по нарушенному договору займа, то обязанность ответчика возвратить заем это по-прежнему договорная обязанность, а не долг, возникший из судебного акта (хотя судебное решение как основание для возникновения гражданско-правовых обязанностей упоминается в ст. 8 ГК).

Теперь о том, почему что такое эффект litis contestatio должен знать любой более-менее образованный юрист.

В ст. 204 ГК в ходе реформы появилось правило о «нетечении исковой давности» после обращения в суд. Это очень разумная норма, смысл которой заключается в том, чтобы остановить срок, влияющий на защиту права, сразу после обращения в суд.

Почему это нужно сделать? Да потому что после того как спор оказался в суде, между сторонами произошло что-то такое, что изменило их отношения. Они были просто отношениями двух частных лиц между собой, а теперь в них добавляется участие публичной власти, от которой требуют придать этому отношению свойство принудительной исполнимости.

И это «что-то» римляне очень удачно и тонко выразили принципом litis contestatio, а мы, создавая лишь варварские подобия утраченного совершенства (Д.В. Дождевⓒ) и сильно упрощая картину мира, смогли лишь выразить в положении п. 1 ст. 204 Кодекса.

Между тем, сама по себе идея - о том, что после обращения в суд частные отношения сторон не могут не подвергнуться модификации - имеет генеральный характер.

Например, в договоре установлен срок на существование притязания - требование кредитора о возврате займа, выданного 01.01.2023, существует до 01.01.2026, после наступления этой даты прекращается. Вопрос: если иск будет подан, к примеру, в августе 2025, но рассмотрение дела затянулось и перевалило за 01.01.2026, должен ли будет суд отказать в иске в связи с прекращением самого требования, ставшего предметом спора?

Хочется сказать, что нет, этого быть не должно. Защита нарушенного права кредитора не должна зависеть от длительности судебного процесса или процессуальных уловок ответчика.

Но аналогичной п. 1 ст. 204 ГК нормы о сроках существования прав при осуществлении их судебной защиты в Кодексе нет. Единственное похожее правило - это п. 6 ст. 367 ГК, в которой срок существования поручительства устанавливается так: поручительство прекращается, если в течение года после просрочки кредитор не предъявит иск в суд. То есть, поручительство существует год после просрочки. Но если предъявлен иск, то течение этого годичного срока «замораживается».

Кстати, забавно, что принцип litis contestatio, видимо, на уровне какой-то девиантной интуиции чувствовался судьями ФАС МО в конце 90-х - начале 00-х годов, когда они последовательно проводили такую практику. Кредитор предъявил иск и выиграл дело о взыскании долга по кредиту. Через какое-то время он предъявил иск об обращении взыскания на залог. Суды отказывали в иске, ссылаясь на то, что долга из кредита, который был обеспечен залогом, больше не существует. После разрешения спора должник стал должным кредитору на основании не договора, а судебного акта. А залог такой долг не обеспечивал.

Понятно, что это чудовищная глупость, не имеющая отношения к действующему праву, и ВАС все эти заблуждения развеял в обзоре по кредитным договорам.Но оцените красоту игры судей ФАС МО! Прямо не московская арбитражная кассация, а какие-то Ульпианы, Папинианы и Гаи сплошные. С via Selezneviana.

А у нас на Шортриде большая радость: среди наших колумнистов прибавление, да еще какое!

Мария Ерохова, моя коллега по работе в ВАСе, великолепный специалист по вещному праву и гражданскому процессу, согласилась писать для нас колонки.

В своем первом материале для ШОРТРИДа Мария обсуждает потенциал нового процессуального механизма - антиискового запрета, введенного недавно в АПК. Особенно интересной мне показалась мысль о возможности использования этого механизма во внутренних спорах. Для того, чтобы избежать мультипликации процессов по поводу одного и того же предмета спора.

В свежем определении гражд.коллегии верх.суда о совместной собственности супругов (№ 19-КГ25-6-К5) такой сюжет.

Предъявлен иск о выплате половины стоимости квартиры, которую бывшая жена считает общей. Квартира была куплена мужем по договору долевого участия чуть меньше чем за год до заключения брака, оплачивалась в рассрочку уже после заключения брака из общих доходов супругов, право собственности зарегистрировано за мужем после заключения брака.

Суды удовлетворили иск и присудили жене половину стоимости квартиры. Главный аргумент - муж не доказал, что оплачивал квартиру хоть и после заключения брака, но из личных средств.

Казалось бы, вот она та самая теория "трансформации", когда-то (в 1998 г.) изобретенная верх.судом в действии. Ее смысл в том, что не важно, когда и на кого зарегистрирована собственность, важен источник оплаты ее приобретения.

На мой взгляд, эта теория противоречит тому, что написано в наших законах, она отвергает юридическое знание и является образцовым проявлением ахаляй-махаляй юриспруденции, так свойственной гражд.коллегии верх.суда.

Но это все не важно. Важно, что об этой практике все знают, имеют ее в виду при заключении сделок, ведении судебных дел и проч. Это хотя бы какая-то стабильность.

(Другое дело, что совместная собственность супругов - это ужасная девиация, которая должна быть изгнана из нашего права как можно скорее. Но это другая проблема, о ней сейчас не будем).

Видимо, на это опирались и суды при разрешении дела.

Но не такова она, симпатичнейшая гражд.коллегия верх.суда, чтобы вот так можно было бы взять - и в юриспруденцию. Не такова!

Коллегия отменяет судебные акты, которые были вынесено аккурат в соответствии с её же предыдущими правовыми позициями.

Коллегия пишет: когда муж до брака заключил договор купли-продажи будущей недвижимой вещи (известный на территории России как договор участия в долевом строительстве), то он стал должником по обязательству уплатить цену. Это его личное обязательство, оно таковым осталось и после заключения брака.

Если он исполнил это обязательство за счет общих семейных доходов, то это не означает, что квартира стала общей. Это означает, что он обязан половину от этой суммы возвратить своей жене. Как неосновательное обогащение.

То есть, у жены есть только обязательственное притязание к бывшему мужу, а вещного права на квартиру - нет. К чему это приводит, думаю, понятно. Например, если муж обанкротится, он останется с квартирой (наверняка единственным жильем), а жена - без денег.

Отличный результат! Получается теория трансформации больше не работает? Или работает, но только в одну сторону (признание того, что формально общее - индивидуальной собственностью, а наоборот - как в этом деле - нет)?

Честно говоря, после всего этого я вообще перестаю понимать, как устроена совместная собственность супругов в нашей стране.

Я написал колонку для ШОРТРИДа про одну из самых дорого стоивших отечественному праву ошибок нашего Гражданского кодекса - про статью 169, устанавливающую правила о ничтожности недобросовестных сделок.

Текст родился буквально за 15 минут, пока я сидел в каком-то очередном аэропорту и ждал посадку на рейс. Причем он вышел эмоционально окрашенный, хотя я стараюсь для ШР писать в более нейтральном тоне.

Прочитать колонку можно здесь.

А заодно узнать, почему для хорошо образованного юриста 10+168=169.

Недавно я выкладывал текст заключения, который я готовил для клиента.

Мне приятно, что Павел Мищенко, который профессионально занимается понятностью юридических документов, и, собственно, который в свое время меня подтолкнул к мысли о необходимости отказа от стиля деревенское барокко в моих документах (да-да, было когда-то и такое!), высоко отозвался о том, как я расположил логические блоки в нем и какие приемы форматирования использовал.

Несколько месяцев назад я выкладывал ролик на бусти о том, как быстро и просто использовать инструменты Word для создания понятного и приятного глазу документа. Примечательно, что именно он пока лидер по просмотрам на канале.

В новостях пишут, что РПЦ начала активную кампанию за то, чтобы вынести тело Ленина из Мавзолея и закопать его. Видимо, их начальник дал им команду на это.

Это очень правильно, я думаю. Стыдно в XXI веке иметь в центре нашей столицы мумифицированного злодея, врага исторической России, русского народа. Это человек, который вверг нашу Родину в почти столетие хаоса, войн, смертей и разорения.

Для юриста - Ленин это воплощение антиправа. (Хотя он и юрист по образованию; но мы знаем, что быть юристом и быть врагом права в России, случается частенько). Наверное, только Сталин хуже. Чем быстрее его закопают в землю, тем лучше.

Есть, правда, одно негативное последствие этого: мы лишимся предмета любопытного правового спора о правовом режиме этой мумии.

Но я готов этим пожертвовать, найдем другие предметы для обсуждения.

Хорошее дополнение.

Я бы дополнил Романа Сергеевича по поводу захоронения тела Ленина. Ноткой гуманизма. И конституционализма.

Вспомним постановление КС от 28 июня 2007 года № 8-П.

Российская конституция устанавливает два важнейших принципа: первый — приоритет прав и свобод человека над любыми другими ценностями (статья 2), второй — достоинство личности и запрет его умаления (часть 1 статьи 21).

Эти два простых принципа означают, что человек не может быть простым объектом действий государства, не может использоваться для достижения целей государства, а само государство не может распоряжаться человеком в одностороннем порядке.

Смерть человека не снимает с государство обязанности обеспечить эту защиту и после смерти: нормы Конституции предполагают, что и после смерти человеческое достоинство будет охраняться. Иными словами, защищаться в равной степени должно тело умершего, память и достойное отношение.

В общем, чтобы похоронить Ленина, достаточно просто воплотить в жизнь решение Конституционного Суда. Это значит не просто соблюсти Конституцию, это акт соблюдения гарантий достойного отношения к умершему. В противном случае мы признаём, что государство может распоряжаться телами исторических деятелей по усмотрению, а умерший человек — всего лишь объект и никакие защита его достоинства невозможна.