Вина в терапии

Вина возникает в отношениях.
А где еще ей возникать?

Не просто в контакте с другим, а в отношениях, то есть там, где присутствует какая-то, хоть сколько-то времени длящаяся связь с этим другим. Конечно, такими переживаниями являются и стыд, и зависть, и ревность. Когда мы встречаем другого, незнакомого нам, такого, с которым у нас нет никаких отношений, пускай даже виртуальных, пускай даже только в нашей голове, в его присутствии мы скорее испытаем страх или злость, чем вину или стыд, или станем ему завидовать.

Вина возникает в отношениях рядом с кем-то, кто нам важен. Хоть чуть-чуть. Переживанию вины сопутствует и другой опыт — осознание причиненного вреда, раскаяние, прощение, восстановление отношений. И очень часто к нам в терапию приходят люди, которым в этом месте больно, которым необходимо получить этот опыт.

Иногда клиенту необходимо, чтобы перед ним извинились.
И тогда должна возникнуть ситуация, в которой терапевт накосячит. На самом деле накосячит. Если и терапевт, и клиент очень добросовестные, хорошо работают, то эта ситуация может долго не возникать.

А потом случится.

Может быть, терапевт проспит сессию, назовёт клиента не его именем, или не очень аккуратно сформулирует свою интервенцию.
Но… сказать «извини» можно только в ответ на претензию от клиента.
То есть для того, чтобы получить опыт, когда у тебя просят прощения, перед этим, нужно сформулировать свою претензию, а значит, заметить свое неудобство, сказать о своей злости.

А терапевту, в свою очередь, для того, чтобы сказать «извини», нужно испытать раскаяние. Нужно заметить, что, правда, он, возможно, был не очень аккуратен здесь и сейчас. Что может быть в другой ситуации, с другим клиентом. Это было бы окей. И даже с этим клиентом это могло быть окей. Но прямо сейчас это не так.

И можно сказать «извини».

А ещё для этого терапевту придётся встретиться со своим несовершенством, своей неидеальностью, принять и признать тот факт, что он может ошибаться.
И, может быть, именно этого опыта не хватает клиенту, чтобы кто-то другой рядом с ним заметил, что причинил ему ущерб, отозвался на претензию, извинился и признал, что может ошибаться.
И тогда клиент может получить не только опыт, когда перед ним извинились, но и опыт, когда он прощает.

Но может быть и другая ситуация — даже с этим же клиентом — ему нужен не только опыт, когда перед ним извиняются, и он прощает, но и опыт, когда он сам оказывается тем, кто говорит «прости меня».

То есть в терапии должна возникнуть какая-то такая ситуация, в которой в свою очередь накосячит клиент.

А у терапевта должно хватить устойчивости клиенту об этом сказать.
А у терапевта должно хватить устойчивости заметить свою уязвимость, заметить свое несовершенство, заметить, что клиент может причинить ему боль, ну или хотя бы дискомфорт.
И найти в себе силы клиенту об этом сказать — предъявить ему претензию.

И, может быть, эта претензия станет приглашением к тому, чтобы клиент получил новый опыт — извинился. Без унижения и наказания. Или без чего-то еще, что раньше присутствовало в его опыте, когда он ошибался или когда ему предъявляли претензии.

“Просто извини, я, кажется, ошибся и был неправ”

А терапевт может дать в этом месте своему клиенту опыт, когда его простили. Простили, но не наказали. Простили, но не унизили. Просто простили.

Но всего это может и не произойти в терапии, в ней может произойти что-то другое. Не так важно что именно, как важно то, чтобы оно было осознано.

Разносторонне и глубокое исследование этого переживания можно найти в книге Виталя Сонькина«Вина — самое человеческое переживание». И не только в терапевтическом контексте.
А меня продолжает зачаровывать размышления о вине и других переживаниях именно в терапии — каких ситуациях они могут возникнуть и как с ними можно обойтись.

#неудобные_эмоции
#вина

Что вы слышите в словах «самоконтроль» и «саморегуляция»?

Скорее «контроль себя» и «регулирование себя»?

Или «самостоятельный контроль» и «самостоятельная регуляция»?

Скорее «себя» или « я сам»?

Или что-то среднее или даже совсем другое?

Это не тест. Правильного ответа нет.
Мне любопытно.

Спасибо вам за ответы!
Читаю и обнаруживаю, как уникально и многогранно может раскрываться каждое из этих понятий.

Я в них слышу, что я скорее что-то делаю сама.
Сама останавливаю или удерживаю себя, если мы говорим о контроле.
Или сама создаю условия для себя, если мы говорим о регуляции.

Но это только мое видение, спасибо, что поделились своим.

Встречая зависть другого

Мне кажется, я написала какое-то космическое количество текстов на эту тему, и… и… встречаться с чьей-то завистью все равно мне, мягко говоря, неприятно. Но есть нюансы и размышления.

Во-первых, сильнее всего люди ранятся о зависть тех, кто близко, к кому есть привязанность. Да, и зависть сильнее всего к тем, кто не далеко, почти такой же, с кем и к кому есть отношение.
Эх… тот, кто в километре от тебя, не отдавит тебе ноги.
А еще поэтому встреча с завистью другого бывает такой неожиданной — этот другой вообще-то мой близкий и я не ожидаю, что он вот так вот отреагирует на что-то хорошее у меня.

Во-вторых, зависть — это сильный аффект, который не так-то просто остановить, удержать, осознать.
Мой терапевт сказал мне, что не думает, что есть какая-то хорошая зависть, что она всегда токсична и за ней много ненависти к тому, кто зараза такая обладает тем, чего мне так хочется. И я с ним согласна.

Но это не приговор. Потому что одно дело чувство зависти, а другое дело поступки, из него совершаемые.
Зависть — это такой аффект, который, как и многие аффекты, требует большой внутренней работы со стороны завистника. Да, именно с его стороны — его это ответственность так обойтись со своим переживанием, чтобы не разрушить отношения с тем, к кому оно поднялось. В терапии чуть-чуть иначе: если зависть поднялась к терапевту, то это и его задача что-то делать с этим всем у клиента, но и клиенту придется как-то содействовать терапевту, а не только атаковать его.

И эта внутренняя работа вряд ли бывает уж очень простой. Чем сильнее аффект, тем больше требуется усилий для его трансформации, но и тем более ценный клад можно обнаружить в этом процессе.

Вот тут, например, замечательный текст о зависти ко мне, Иванютенке, точнее о ее трансформации во что-то другое, очень ценное не только для автора, но и для меня.

Ну и в-третьих, встречаясь с любым атакующим аффектом (ярость, ненависть, ревность, зависть), очень хочется от него защититься, выстроить оборону, усилить броню, ощетиниться, чтобы вообще никто и никогда не подумал так со мной поступать. Можно еще, конечно, мое любимое, заняться самокопанием на тему «Что со мной не так, раз со мной такое происходит?».

Короче, это все не совсем то. Особенно если речь о зависти. Обороняясь и выстраивая превентивные защиты, легко оказаться в изоляции, паранойи и без признания своих успехов, заслуг и прочей красоты.

Встречая зависть другого, очень важно найти еще одного другого, а лучше нескольких, которым можно пожаловаться на эту неожиданную встречу, которые могут тут поддержать, которым затем можно даже похвастаться. Всем человекам очень важно иметь одного, но лучше нескольких человекам, с которыми можно разделить свои радости и свой успех, а можно грустности и неудачи.

Всем нам важно иметь рядом с собой тех, кто способен проделать это внутреннюю работу по трансформации зависти во что-то ценное.

Потому что нет никакой надежды на то, что вокруг меня в достаточном количестве будут такие невероятные святые люди, у которых никогда-никогда не появится даже маленькой-маленькой зависти. Да и сама я не святая, поэтому что? Поэтому внутреннюю работу никто не отменял.

А еще очень помогает уметь любоваться. И собой. И другими. Сложно и любоваться, и завидовать одновременно. Поэтому любоваться очень помогает.

И тут я вам похвастаюсь — работа моя гештальт-терапевтом, супервизором, преподавателем тоебует развивать в себе этот навык любоваться другими: смотреть благожелательно и радоваться и успехам, не присваивая их себе.

Потому что успех моего клиента — это успех моего клиента, а мой успех в том, что я за него тут порадовалась.

#неудобные_эмоции
#зависть

Бесконечно учебное

Завтра заканчивается один из последних модулей моего обучения во Французском институте гештальт-терапии, про которое я пишу под тегом #учусь_у_робина
Очень волнующе это. Диплом написан, он у переводчика. Впереди еще одна учебная встреча в июне, а потом сертификация.

На этой неделе мы занимались тем, что терапировали друг друга. Это тоже волнующе. И себя показать, и на других посмотреть. Я сделала то, что обычно не делаю — вышла самой первой работать как терапевт. Мне не очень понравилось.

Во-первых, было не слишком понятно, что и как делать после сессии, и наша тренер Астрид приноравливалась к нам, и группа, и я… но последовательность контакта и теория self выручают.

Во-вторых, когда идешь работать первым, другие видят эту первость и смелость, а сама работа, ее особенности, находки и глубина терапевта рискуют остаться незамеченными. Но все-таки кто-то из коллег меня рассмотрел и сказал мне об этом. Да и мне самой моя сессия понравилась. И сессиями коллег я любовалась, о чем я им всем сказала, потому что это важно — быть увиденным и рассмотренным.

Но еще выяснилось, конечно, что базово мы все учились в разных гештальт-институтах, и с несколько разных точек зрения смотрим на то, что между терапевтом и клиентом. И обычно это очень хорошо и питательно, но на горизонте встает сертификация с ее тревогой и напряжением, и очень хочется знать, как правильно, или хотя бы как зачет, а как не зачет… Попытаемся в июне выведать это у Жана-Мари, но сомневаюсь, что он развеет наши тревоги, не по гештальтистки это.

А в МИГ у нас тоже все весьма интересно. Вчера была встреча студенческого совета, а я познакомилась с некоторыми учащимися из других групп.
Ни на одной из моих гештальт-учеб не было такой штуки, как такой совет, представляющий интересы студентов в контактах с институтом. И в МГУ я его не помню, наверное, был, но мимо меня.

А вчера получилось очень прикольно.

А еще мы с коллегами, конечно, пытаемся сделать обучение лучше, чем оно было, когда учились мы. Женя Колесников, руководитель МИГ, об этом так и говорит. А я киваю и думаю, что родители всегда хотят быть для своих детей лучшими мамами и папами, чем были у них. И не всегда легко судить, что получается, а что нет… Но мне кажется, что очень важно двигаться в эту сторону.

В воскресенье в МИГе будет очередной тест драйв обучения гештальт-терапии. Если вы присматривайтесь к такому продолжению своего профессионального пути, то информация тут.

А у меня завтра еще один учебный день.
А потом домой.

Давно ли я магнолия?

Очень сложно сомневаться в том, что ты гештальт-терапевт, когда есть клиенты.
Даже если один.

Но тогда можно начать размышлять на тему, достаточно ли я профессиональный терапевт, достаточно ли я знаю и достаточно умею. А вдруг нет?

А вдруг да? И что тогда.

Очень сложно не считать себя родителем, когда у тебя есть дети.
Но загнаться на тему «хорошая ли я мать» — легче легкого.

Людям очень свойственно сомневаться в себе, но… но… но… иногда стоит остановиться и начать замечать не то, что не получается, и не то, что можно улучшить.

А то — что получается. И то, что уже хорошо.

Потому что это, конечно, важно, когда это замечают другие, но нужна же здесь какая-то самостоятельность, но стоит тут как-то самому справляться и замечать то, что получается и даже, возможно, не требует улучшения.

А то так все жизнь пройдет в этом переживании, а не магнолия ли я. Нет, не магнолия.

ОБИДА

Приходилось ли вам слышать, что обида — это чувство детское, свойственное людям незрелым и не умеющим себя защитить? Я в силу своей профессии много говорю с людьми об их переживаниях, а потому довольно часто встречаю такое мнение. Но нет детских и взрослых эмоций, есть разные способы их выражения, распознавания и применения.

Дети действительно чащи демонстрируют обиду — эти дрожащие губки, полные слез глазки, изменившиеся голосок, нежелание разговаривать, поворот головы в другую сторону. Но ребенок начинает обижаться не с младенчества, он учится это делать, а до этого он кричит и требует.

Обида — это переживание, которое состоит из двух: агрессия и то, что ее останавливает.
Агрессивный импульс может быть связан и с яростью, если ситуация связана с неким вторжением и нарушением целостности, и со злостью, если не удается получить желаемое.
Интересно то, что его останавливает.
Иногда говорят, что это страх, но я так не думаю. Мы обижаемся на родителей и детей, на любимых, друзей и соратников, но мы не обижаемся на незнакомцев или просто знакомых, на коллег и даже на начальство.
Почему-то отдавая грабителю кошелек в темном переулке, никто не чувствует обиду, даже если очень напуган.
Агрессия трансформируется в обиду, когда ее останавливает очень конкретный страх — страх разрушить ценные отношения.

В ярости, в злости, в гневе другой присутствует только как источник проблем, угроза, препятствие или виновник. А обида подразумевает, что есть не только другой, но и отношения с ним, которые не хочется терять. Эта эмоция позволяет предъявить и прожить два трудно совместимых переживания: агрессию к другому и любовь к нему.

Обида — это сигнал любимому человеку о том, что он делает больно. Обида сигнализирует о том, что мне одновременно важен другой, но важно чтобы он остановился и прекратил делать то, что причиняет мне страдание.

Но важно различать обиду как переживание и обиду как инструмент давления на другого. В первом случае человек молчит потому, что больно, а во втором случае — «Угадай, что я хочу, и сделай по-моему».
Игнорирование является одной из форм эмоционального насилия, но только в том случае, если человек таким образом пытается склонить другого действовать в своих интересах. И это важно различать.

ПРАКТИКА

Вспомните человека, на которого вы обижены.
Возьмите лист бумаги и сверху напишите его имя, а затем разделите лист на два столбика, первый из которых будет называться «Я злюсь», а второй «Я ценю».
Заполните оба столбика соответствующими пунктами.

Например, если сверху написано «Муж», то в первый столбик я напишу: «Я злюсь, что он забывает о наших совместных планах». Во втором столбике будет: «Я ценю его за то, что он поддерживает меня и помогает выбираться из приступов самоедства». И так далее.

Заполните весь лист и перечитайте список.

Задача — замечать и признавать оба полюса переживания и интегрировать его через осознание того, что вы одновременно можете и злиться на человека, и любить его, и ценить, и быть в ярости. Словно переступаем с ноги на ногу и так обнаруживаем баланс.

Это упражнение я придумала сама, а потом прочитала о сходном взгляде Перлза об этом переливании и работе с ним в его «Гештальт-семинарах».

Отрывок из моей книги «Любить нельзя гнобить»

А не слишком ли много психологов развелось, раз у них клиентов нету?

А не слишком. Даже еще совсем немного.

Категория психологическое консультирование и немедицинская психотерапия продолжает оставаться развивающейся, а вовсе не зрелой.

Зрелая категория — это зубные щетки: все знают, зачем они нужны, и почти все используют. А вот зубные нити — еще не зрелая.

Психологов, которых, якобы много…
Их немного. Их стало больше, чем было. И стало больше, чем было начинающих специалистов.

Тут вот в чем дело.

Во-первых, на становление в профессии (любой) нужно время. Чтобы дерево выросло нужно время, чтобы вырос профессионал нужно время. Три, пять, семи лет… Но точно не годик.

Во-вторых, наша профессия, как и некоторые другие, где не «работаешь на дядю» — это зона рискового земледелия. В том смысле, что никто не гарантирует наличие клиентов и дохода, а чтобы они появились придется что-то делать самому. Много делать.

Вот приходишь джуном в контору, тебе платят твою маленькую денежку, ты растешь потихонечку, денежка тоже…

А в нашей профессии такого нету, потому что сам себе хозяин и никто тебе не указ.

А на становление в профессии нужно время. Пока отрастет достаточно душевной емкости, чтобы туда клиенты начали помещаться…Почему-то кажется, что сразу так должно быть, а нет — этому нужно время.

И да, начинающему в психотерапии сложнее, чем джуну в IT, потому что ему самому приходится делать много такого (поиск и общение с клиентами, планирование бюджета, продвижение и т.д. и т.п), что айтишному сотруднику на начальному уровне и не снилось.
И супервизор это не начальник. И деньги ты ему платишь, а не он тебе.

Психотерапия это очень не простая профессия, на становление в которой нужно не только время, не только силы — а их надо немало, но еще и деньги, которые она сама может начать приносить совсем не сразу.

И это просто какая-то такая дурацкая правда про нашу профессию, которую я очень люблю. И именно моя к ней любовь подтолкнула меня написать этот текст и завершить его так:

Если вы в начале пути или даже уже немного прошли и вам сложно или даже очень сложно, то это не потому, что вы что-то не так делаете, а потому что действительно сложно.

А психологов все еще немного.
Пока просто клиентов слишком мало.

Кому принадлежит ваше тело и насколько вы свободны в том, как обращаться с ним?

А если вы мужчина, призывного возраста?
А если вы женщина, детородного возраста?
А если кто-то близкий или наоборот далекий комментирует вашу внешность и ваш образ жизни?
А если партнер или партнерка просит похудеть/поправится/подкачаться/побриться/набить/убрать тату, пирсинг и т.п.
А если болезнь и мастоэктомия?
А если… а если?

Кажется, что очевидно: мое тело - мое дело. Но кому в действительности принадлежит тело человека в 20–е годы 21 века?

Точно ли человеку? А не государству, индустрии красоты, его близким или кому-то еще?

Это на такой уж тривиальный вопрос. Это приглашение к размышлению.

А если к этому вопросу «Кому принадлежит мое тело?» отнестись не как к философскому размышлению, провоцирующему возвращать тело себе или отказываться от свободы воли, а… как к медитации на разотождествление.
И позволить себе раствориться в пространство социального и/или биологического?

Мне ли принадлежит мое тело, когда я выбираю брить или не брить ноги и делать или на делать из этого высказывание?

И мне ли принадлежит мое тело, когда я отказываюсь от никотина или ночной жизни ради здоровья детей, которые еще не зачаты?

И мне ли принадлежит мое тело, когда я глотаю кишку эндоскопа, чтобы подтвердить хронический гастрит и откосить от армии?

И мне ли принадлежит мое тело, когда я взбудораженная новостями не могу уснуть?

И мне ли принадлежит мое тело, когда небольшое нарушение гормональной регуляции провоцирует меня выбирать сладкую еду?

И мне ли принадлежит мое тело, когда на околозвуковой скорости к месту, где нахожусь я несется боевой снаряд?

Мне ли принадлежит мое тело, когда пыльца, которую я даже не вижу, каждую весну не дает мне свободно дышать?

Мне ли принадлежит мое тело, когда даже незнакомы мне люди придумывают законопроекты, регулирующие то, как и когда оно должно исполнять свою детородную функцию?

Мне ли принадлежит мое тело, когда мое сердце бьется сильнее, когда приходит сообщение, которое я очень жду?

И так далее и так далее…

Этот текст написан весной 22-го года, он приглашение к размышлению и исследованию. И только.

Если сделать все правильно, то… не факт, что произойдет то, чего ждешь, или наоборот, не случится то, чего избегаешь.

Иногда, в определенных условиях, где правила действительно есть, следование им может привести к нужному результату.

Но в основном мы живем в ситуациях, где четких правил и инструкций нет, может быть, расплывчатые договоренности и примерные ориентиры, а может, и их нет… А может, только кажется, что есть, потому что так спокойнее, но инстаграм опять поменял алгоритмы.

Так спокойнее. Следовать правилам, даже если их нет, но кажется, что они должны быть — это способ держать в узде свою тревогу.

Ритуалы — это такие попытки придумать правила там, где их нет, чтобы было немного спокойнее. И тут можно было бы углубиться в описание обсессивно-компульсивного опыта, и мог бы получиться такой правильный пост от гештальт-терапевта.

Но мне лень.

Я жую вяленный инжир и думаю о том, что ритуал — это, во-первых, красиво.
А во-вторых, утомительно.

И я гештальт-терапевт, а не жрец в храме забытого божества, и моя задача дать место тревоге развернуться в живое пламя жизни, а не упаковывать ее в очень красивые узоры ритуализированного действа.

За тревогой я ищу желание, за тревогой я ищу аппетит и жажду, за тревогой я ищу способ изменить этот мир, и, если мне хватает терпения и смелости, нахожу их.

Или не нахожу.
Так тоже бывает. Не потому, что их там нет. А потому что я слишком хорошо искала и все делала по правилам.

Три уровня запроса в психотерапии:

– Я всё-таки хочу жить.
– Я хочу жить.
– Я хочу жить лучше.

Жила была одна маленькая девочка. Маленькая-маленькая. Ей было всего 42 годика.
У маленькой девочки была огромная коллекция маленьких носочков с маленькими бантиками, рюшечками и цветочками. И еще одна — не менее большая, но с маленькими футболочками, на которых были нарисованы маленькие животные: котята, лисята, цыплята…

Маленькая девочка жила в большой светлой квартире, в которой всегда был идеальный порядок, в поддержании которого девочке помогали робот-пылесос и обсессивно-компульсивное расстройство.

Каждое утро маленькая девочка надевала маленькие носочки и, маленькую футболочку, и какую-то другую маленькую одежду и шла на свою маленькую работу, с которой были связаны её большие-большие амбиции.
На работе она зарабатывала денюжки, не большие, и не маленькие, средненькие денюжки, которых как раз хватало на новые футболочки и носочки. А еще на онлайн курсы вышивания и лепки.

Жила маленькая девочка все равно на деньги своего мужа, а на маленькую работу ходила из-за своих больших-больших амбиций. И чтобы все время быть занятой, как большая взрослая тетя. Ну, и чтобы покупать футболочки и носочки.

И конечно, маленькая девочка хотела власти и зверских убийств. Желательно большим острым ножом. И сказка должна завершиться этим.
Но если кого-нибудь тыкать большим острым ножом, то кровь испачкает пол и даже большой белый диван, поэтому лучше сразу еще раз сделать уборку, постирать носочки и футболочки, вышить что-нибудь маленькое и миленькое, а завтра снова пойти на маленькую работу с очень средними денюжками, но большими амбициями.

Жила была одна маленькая девочка. Маленькая-маленькая. Ей было всего 42 годика. Она хотела власти и зверских убийств, а еще быть хорошим человечком.

И не просто хорошим, а самым-самым хорошим. И не человеком — а человечком. Самым хорошим и самым светлым.

Но хотелось власти и зверских убийств.

Но быть самым хорошим и самым светлым человечком хотелось еще сильнее.

Но власти и убийств тоже…

Но и самым хорошим человечком…

Но тут муж, наконец-то, догадался приготовить еду и даже не забыл убрать потом посуду в посудомойку, и даже стол вытер от крошек.

Поэтому в этот раз снова победило добро. И свет. И девочка осталась человечком.

А не собой.

Да-да, два вредненьких текстика про маленькую девочку.

Когда не замечаешь границ, то ничто тебя не ограничивает и ничто не останавливает.

Когда не замечаешь границ, то не на что опереться и не за что поддержаться.

Краткий и вольный пересказ «Искусства любви» Эриха Фромма от гештальт-терапевта

Любовь начинается с того, что мы получаем подарок.

Любовь начинается с того, что вся моя жизнь стало просто фоном для тебя и моих чувств тебе.
Ты и то, что я чувствую к тебе — фигура моего восприятия. Яркая, выраженная, захватывающая мое внимание почти полностью. Это происходит само собой. Это подарок.

А я и твои чувства ко мне — фигура в твоем восприятии на фоне твоей жизни

Это длится какие-то время. И дарит нам обоим радость.

А потом… а потом…

Динамика фигуро-фонового взаимодействия восстанавливается. Происходящее в жизни больше не может быть только фоном для моих чувств, оно захватывает мое внимание…

Может быть, это происходящее в жизни — это наша с тобой совместность, наш быт, может быть, что-то еще… Но на только это.

Так вот вдруг ты и мои чувства к тебе оказываются в фоне, ты мое внимание приковано к чему-то другому.

И с тобой происходит похожее.

И чем больше стабильности в наших отношениях, тем легче ты словно растворяешься становясь фоном для чего-то другого. Может, даже для нашего совместного ребенка или ремонта в нашей квартире.
А может, для моих карьерных амбиций. А может, доя других таких красивых и интересных людей..

Ты и мои чувства к тебе больше не фигура, а фон.

Я и твои чувства ко мне больше не фигура…это

Любовь начинается с того, что мы получаем подарок, а продолжается, когда я научаюсь снова делать тебя фигурой на фоне того, что происходит.

И делать фигурой своего восприятия тебя и твои чувства, а не свои.

Я фокусируюсь на тебе произвольно, потому что я люблю тебя.
А не я люблю тебя, потому что меня на тебе фокусирует, как это было в начале.

Это и есть искусство любить — уметь делать фигурой того, кого любишь и его чувства, отпуская все остальное в фон.

Потому что любовь это не про залипнуть в своих переживаниях, а быть с другим.
Потому что любовь это не то, что захватывает, а то, сто создается каждый день.

Потому что любовь это не просто подарок, а искусство, в котором каждый может стать мастером, если позволит себе замечать любимого не меньше, чем самого себя.

На этой неделе у меня завершился второй поток курса «Тот, кто пишет».
Сейчас идет последняя двухдневка первого семестра базового курса гештальта в Миге.
А в понедельник начнется последний модуль третий ступени во Французском институте гештальт-терапии, о котором я пишу в рубрике #учусь_у_робина

И про все про это хочется написать отдельно. Отдельно насладиться послевкусием. Отдельно завершить. Отдельно ассимилировать.

Потому что каждое важно.
И каждое ценно.

А не получается.
Эти завершения слипаются во времени. И в моей голове.

Но я все равно их разделю, но я все равно найду каждому место в моем сердце и в моей истории.

Потому что «Тот, кто пишет» — мое любимое гештальт-детище.
Потому что со студентами базового курса и моим соведущим Вадимом Ивановским связаны следующие 3,5 года моей жизни.
И потому что учась у Робина я выросла как специалист и открыла доя себя неведомые мне ранее горизонты в гештальт и в профессии.

Я обязательно этом напишу… а пока я немножко побегу.
Или побежу, как говорила моя белорусская бабушка.
Побежу дальше учить и учиться🫰🏻

Дать как можно больше поддержки, но ровно столько, сколько нужно — я придерживаюсь этого сформулированного Лорой Перлз принципа и в своей терапевтической работе, и на курсе «Тот, кто пишет», второй поток которого завершился в конце мая.

Потому что творец, человек пишущий, часто оказывается ранен. А если нет, то он и не приходит ко мне на курсы он и так пишет много и с большим удовольствием.

А это и есть моя цель на курсе — поддержать пришедших ко мне коллег писать больше и с большим удовольствием. Не правильною, не как-то эффективно, не как-то продающие… не как-то так как учили в школе, в универе, наставляла бабушка учительница литературы, или рассказывали на каких-нибудь курсах по продвижению.

Я верю, что если человек пришел ко мне на курс и остался на нем, то его не надо учить писать, выражать свои мысли — он уже это умеет и, возможно, даже имеет собственный уникальный стиль. И что раз он ко мне пришел, значит, ему нужно что-то другое.

Вот я сейчас в поездке. Люди вокруг меня говорят на французском, испанском и английском. Смысл сказанного на первом я иногда улавливаю, но в основном нет, на втором — что-то понимаю и даже могу сказать пару фраз, на третьем — можем даже немного поговорить о политике и психотерапии.
Но блин! Я ловлю себя на том, что таки пытаюсь говорить правильно, а не так чтобы выразить свою мысль и быть понятой. И если я забываю верную глагольную форму или артикль, то начинается пупупу…

Аналогично с текстами. Мы теряем удовольствие от их создания, когда слишком полагаемся на правила, а что скажут люди (коллеги?), еще привлечение клиентов и все такое. В предыдущем предложении я совершила несколько грамматических ошибок, но вы его почему-то поняли)

Я думаю, что люди приходят ко мне на курсы, чтобы быть свободнее и счастливее со своими текстами. И кажется это у них получается. По крайней мере мне уже дважды повезло увидеть таких чуть более счастливых людей.
Им стало писать легче, мягче, радостнее, интереснее, текст перестал быть мукой.
А я для этого даю как можно больше разнообразной поддержки, но, надеюсь, только столько, сколько нужно. Упражнения придумываю, любуюсь, иронизирую, присутствую, а не учу.

Пока я не знаю, когда будет третий поток «Тот, кто пишет», но он точно будет.

И огромное спасибо тебе, кто пришел ко мне в этот раз — это был очень ценный опыт исследовать с каждым из вас вашу писательскую идентичность и вновь обнаруживать, что вам нужны не инструкции и знания, а тот, кто любуется, а дальше все завертелось само.

#тот_кто_пишет

Поводом для встречи супервизора и супервизанта не являются жизненные сложности клиента.
Даже если вдруг клиент так думает, или даже сам супервизант, то есть терапевт, в этом уверен.
Поводом для встречи супервизора и супервизанта являются сложности, с которыми столкнулся сам терапевт в своей работе.

И они могут иметь самую разную природу. Возможно, с недостатком чего-то в сфере теории. или методологии. Может быть, правда, терапевту стоит пройти какую-то специализацию, или почитать умную книжку, или послушать лекцию, или что-то спросить у своего ю более опытного коллеги, то есть супервизора.

Но эти сложности могут быть совершенно о другом.
Они могут быть связаны с личностными ограничениями супервизанта, то есть терапевта, или с тем, как сильно его затрагивает та жизненная ситуация, которую приносит клиент, или с тем, как много чувств у него поднимаются в контакте с этим клиентом. И это все говорит не о недостатках этого терапевта, которые надо поправить или проработать.

Нет.
Это, во-первых, о чувствительности этого специалиста, которую стоит исследовать, рассматривать и развивать.
А во-вторых, о феноменах той терапевтической ситуации, в которой находятся этот клиент и этот терапевт, и которую он принес своему супервизору, чтобы вместе с ним что-то в итоге понять про своего клиента и работу с ним.

В супервизии в гештальт-подходе гораздо более интересным является исследование именно вот этой эмоционально-чувственной сферы... Почему не методологические направления или теоретические изыскания? Ну, например, потому что мы верим, что сам супервизант сам способен пойти почитать книжку, послушать лекцию или записаться на специализацию.
Если он этого не делает, то происходит что-то более интересное, чем то, что можно решить указанием на то, что супервизант чего-то не знает или не умеет.

Это означает, что терапевт почему-то теряет способность адаптироваться в ситуации и изобретать способы для решения возникающих в ней сложностей. Получается, что сложность находится где-то там, где терапевт оказывается либо слишком захвачен, либо потерян, либо очень очень затронут тем, что происходило между ним и клиентом.

И вот эти сложности привели его к супервизору. Вроде бы очень про его субъективный опыт рядом с клиентом. Но при этом это очень про клиента тоже. Точнее… очень про то, как этим двум людям, этому клиенту и этому терапевту, вместе делать эту конкретную терапию.

Но супервизия — это далеко не всегда только про сложность. Супервизия очень часто про достижения, про то, чтобы заметить то хорошее, что получилось, что поры присвоить и идти дальше.

А еще супервизия часто про любопытство, про интерес и про удовольствие.

Что возбуждает любопытство супервизанта, то есть терапевта, в его работе с клиентами?

Что пробуждает его интерес к тому, что происходит в контакте между ним и клиентом?

В чём его удовольствие быть терапевтом и развивать свою практику?

#супервизия