Channel: Дискурс
Как и почему забытые за советское время элементы империи стали восстанавливаться в России сразу же после распада СССР? Как это связано с оправданием опасности «красно-коричневых» в 90-е? И каким образом вернувшаяся с концом Союза ностальгия по «утраченной России» по-прежнему используется в качестве одной из опор легитимации российских элит?
Этот отрывок из новой книги историка, культуролога и профессора Павла Хазанова «Россия, которую мы потеряли» прослеживает, как страна, казалось бы, с демократическими амбициями вновь превратилась в империю (или никогда и не отказывалась от таких амбиций?).
Вместе с «После.Медиа» @poslemedia публикуем ключевые фрагменты материала в карточках.
discours.io/articles/social/from-empire-to-empire (зеркало)
Поддержать • Прислать материал • Написать редакции
Этот отрывок из новой книги историка, культуролога и профессора Павла Хазанова «Россия, которую мы потеряли» прослеживает, как страна, казалось бы, с демократическими амбициями вновь превратилась в империю (или никогда и не отказывалась от таких амбиций?).
Вместе с «После.Медиа» @poslemedia публикуем ключевые фрагменты материала в карточках.
discours.io/articles/social/from-empire-to-empire (зеркало)
Поддержать • Прислать материал • Написать редакции
«Резонанс удара: как толпа делает зверство возможным»
Что является завязкой акта уличного насилия? Как толпа оказывается способной к жестокости без цели, без стратегии, без ненависти? Почему самые разрушительные действия возникают не из воли, а из резонанса — повторения, инерции, телесного копирования движения, которое уже началось?
Американский социолог Рэндалл Коллинз в книге «Насилие. Микросоциологическая теория», выпущенной издательством НЛО, отказывается объяснять агрессию через психологию или политические категории. Вместо этого он обращается к телесной хореографии: взглядам, жестам и ритму взаимодействия лицом к лицу — к тем микроэлементам социальной жизни, из которых и складывается возможность удара. Исследуя видеозаписи уличных протестов, полицейских избиений и мародёрств, Коллинз показывает, как агрессия возникает там, где рассыпается привычная структура поведения, и как насилие становится формой бессознательного, но коллективного действия.
Дискурс публикует фрагмент, в котором Коллинз разбирает, что такое «наступательная паника», как в уличной толпе исчезает индивидуальная ответственность, и почему полиция — не герой ситуации, а один из участников драки:
🔗 discours.io/articles/chapters/rezonans-udara (Зеркало)
Поддержать • Прислать материал • Написать редакции
Что является завязкой акта уличного насилия? Как толпа оказывается способной к жестокости без цели, без стратегии, без ненависти? Почему самые разрушительные действия возникают не из воли, а из резонанса — повторения, инерции, телесного копирования движения, которое уже началось?
Американский социолог Рэндалл Коллинз в книге «Насилие. Микросоциологическая теория», выпущенной издательством НЛО, отказывается объяснять агрессию через психологию или политические категории. Вместо этого он обращается к телесной хореографии: взглядам, жестам и ритму взаимодействия лицом к лицу — к тем микроэлементам социальной жизни, из которых и складывается возможность удара. Исследуя видеозаписи уличных протестов, полицейских избиений и мародёрств, Коллинз показывает, как агрессия возникает там, где рассыпается привычная структура поведения, и как насилие становится формой бессознательного, но коллективного действия.
Дискурс публикует фрагмент, в котором Коллинз разбирает, что такое «наступательная паника», как в уличной толпе исчезает индивидуальная ответственность, и почему полиция — не герой ситуации, а один из участников драки:
Поддержать • Прислать материал • Написать редакции
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Discours
Резонанс удара: как толпа делает зверство возможным
Что является завязкой акта уличного насилия? Как толпа оказывается способной к жестокости без цели, без стратегии, без ненависти? Почему самые разрушительные действия возникают не из воли, а из резонанса — повторения, инерции, телесного копирования движения…
«Yamashiro LIVE!» — это короткометражный фильм о человеке, потерявшемся в собственных фантазиях и пытающемся заполнить внутреннюю пустоту.
Герой маниакально примеряет на себя чужие роли, выдавая себя за других людей. Он лжёт, манипулирует, вторгается в личное пространство, пока границы между реальность и вымыслом не начинают стираться. Снятый в традициях нью-йоркского уличного кино, фильм Макса Фрумкина исследует крайние формы социальной отчужденности и психической нестабильности, превращая зрительский опыт в напряженное фрик-артхаусное путешествие:
🎦 discours.io/expo/video/movies/yamashiro-live (зеркало)
Поддержать • Прислать материал • Написать редакции
Герой маниакально примеряет на себя чужие роли, выдавая себя за других людей. Он лжёт, манипулирует, вторгается в личное пространство, пока границы между реальность и вымыслом не начинают стираться. Снятый в традициях нью-йоркского уличного кино, фильм Макса Фрумкина исследует крайние формы социальной отчужденности и психической нестабильности, превращая зрительский опыт в напряженное фрик-артхаусное путешествие:
Поддержать • Прислать материал • Написать редакции
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Discours
Yamashiro LIVE!
«Yamashiro LIVE!» — это короткометражный фильм о человеке, потерявшемся в собственных фантазиях и пытающемся заполнить внутреннюю пустоту. Герой маниакально примеряет на себя чужие роли, выдавая себя за других людей. Он лжёт, манипулирует, вторгается в личное…
«Воспоминания о Сербии: история одной эмиграции — в цветах, которые можно удержать в руках»
После 24 февраля 2022 года сотни тысяч людей оказались за границей внезапно — с чемоданами, собранными в спешке, и жизнями, расколовшимися надвое.. Кто-то уехал сразу, кто-то — только после мобилизации, а кто-то долго таил остатки надежды на то, что «всё обойдётся». Но в какой-то момент пришлось признать: старая жизнь закончилась, а новая начинается с нуля — с необходимости учить чужой язык, искать новое пристанище и заново выстраивать свою идентичность.
Проект Анны Горденко — это визуальный личный дневник вынужденной эмиграции, переданный в образах цветов. Подсолнухи, лилии, нарциссы, каллы — это больше, чем просто букеты: они пропускают через себя одиночество, тоску, страх, надежду и благодарность. Каждое фото сопровождается фрагментом ее истории — о людях, маршрутах, несправедливости арендодателей и переездах, в которых цветы были единственным, что можно удержать в руках.
Публикуем галерею, в которой растения становятся символами мучительной адаптации, боли, человечности и памяти о том, с чем многим пришлось столкнуться:
🔗 discours.io/articles/empiric/serbia-immigration-story (зеркало)
Поддержать • Прислать материал • Написать редакции
После 24 февраля 2022 года сотни тысяч людей оказались за границей внезапно — с чемоданами, собранными в спешке, и жизнями, расколовшимися надвое.. Кто-то уехал сразу, кто-то — только после мобилизации, а кто-то долго таил остатки надежды на то, что «всё обойдётся». Но в какой-то момент пришлось признать: старая жизнь закончилась, а новая начинается с нуля — с необходимости учить чужой язык, искать новое пристанище и заново выстраивать свою идентичность.
Проект Анны Горденко — это визуальный личный дневник вынужденной эмиграции, переданный в образах цветов. Подсолнухи, лилии, нарциссы, каллы — это больше, чем просто букеты: они пропускают через себя одиночество, тоску, страх, надежду и благодарность. Каждое фото сопровождается фрагментом ее истории — о людях, маршрутах, несправедливости арендодателей и переездах, в которых цветы были единственным, что можно удержать в руках.
Публикуем галерею, в которой растения становятся символами мучительной адаптации, боли, человечности и памяти о том, с чем многим пришлось столкнуться:
Поддержать • Прислать материал • Написать редакции
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Субъект вне кадра: Борис Гройс о том, как подозрение стало медиальным условием
Почему медиа больше не представляют, а лишь провоцируют догадки о том, что остаётся за кадром? И может ли тревога быть не ошибкой восприятия, а формой самой медиальности?
Борис Гройс, немецкий историк-искусствовед и философ, в эссе «Под подозрением. Феноменология медиа», выпущенном издательством НЛО, предлагает рассмотреть медиа не как каналы коммуникации, а как феномен сокрытия. Мы больше не верим в то, что видим, — но верим в то, что не предъявлено, и именно это превращает подозрение в главный медиальный ресурс. Субъект, по Гройсу, не уходит — он исчезает из видимости, становясь фигурой тревоги, знака и молчания одновременно.
Дискурс публикует фрагмент, в котором Гройс объясняет, как субъект ускользает из поля видимого, почему прозрачность вызывает недоверие, и что такое субмедиальное пространство как территория субъективности в её чистом виде:
🔗 discours.io/articles/chapters/subekt-vne-kadra (зеркало)
Поддержать • Прислать материал • Написать редакции
Почему медиа больше не представляют, а лишь провоцируют догадки о том, что остаётся за кадром? И может ли тревога быть не ошибкой восприятия, а формой самой медиальности?
Борис Гройс, немецкий историк-искусствовед и философ, в эссе «Под подозрением. Феноменология медиа», выпущенном издательством НЛО, предлагает рассмотреть медиа не как каналы коммуникации, а как феномен сокрытия. Мы больше не верим в то, что видим, — но верим в то, что не предъявлено, и именно это превращает подозрение в главный медиальный ресурс. Субъект, по Гройсу, не уходит — он исчезает из видимости, становясь фигурой тревоги, знака и молчания одновременно.
Дискурс публикует фрагмент, в котором Гройс объясняет, как субъект ускользает из поля видимого, почему прозрачность вызывает недоверие, и что такое субмедиальное пространство как территория субъективности в её чистом виде:
Поддержать • Прислать материал • Написать редакции
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Самая высокогорная война России. Как колониальные империи боролись за Памир
В конце XIX века Памир — суровый и труднодоступный регион — стал ареной геополитического соперничества. Здесь пересекались маршруты Великого шелкового пути и интересы сразу трёх держав: России, Британии и Китая. При этом о присоединении Памира к Российской империи почти ничего не сказано в школьных учебниках истории.
В заключительном выпуске подкаста «Собирание нерусских земель вокруг Москвы», подготовленного по циклу статей доктора исторических наук Дмитрия Левчика, рассказываем, как империи делили эту сложную территорию и какую роль сыграли экспедиции русских войск конца XIX века в борьбе с притязаниями соседей.
🎵 Слушать подкаст: YouTube, Apple, Spotify, Яндекс.Музыка, Mave и другие платформы
🔗 Читать статью: discours.io/articles/social/the-great-game (зеркало)
В конце XIX века Памир — суровый и труднодоступный регион — стал ареной геополитического соперничества. Здесь пересекались маршруты Великого шелкового пути и интересы сразу трёх держав: России, Британии и Китая. При этом о присоединении Памира к Российской империи почти ничего не сказано в школьных учебниках истории.
В заключительном выпуске подкаста «Собирание нерусских земель вокруг Москвы», подготовленного по циклу статей доктора исторических наук Дмитрия Левчика, рассказываем, как империи делили эту сложную территорию и какую роль сыграли экспедиции русских войск конца XIX века в борьбе с притязаниями соседей.
🎵 Слушать подкаст: YouTube, Apple, Spotify, Яндекс.Музыка, Mave и другие платформы
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
HTML Embed Code: