Это мое субъективное впечатление — но мне кажется, что я стала чаще замечать, что на концертах и спектаклях люди вскакивают с мест, стоит занавесу коснуться пола, до поклонов, и массово начинают бежать в гардероб.
Так бывало всегда — несколько человек перманентно куда-то бегут, Москва, неврозы, то се, но сейчас становится все больше и больше, и неважно где — в консерватории, в мариинке и далее везде. В Большом сидят, конечно, сидят на столько на сколько заплачено, но это другое.
И это, конечно, хамство, и хамство поразительное — ну что эти несколько минут? И даже время ведь не позднее, чтобы бежать на последний поезд метро.
И поэтому было очень хорошо два дня назад, на дне рождения мастерской Брусникина — весь зал, все три яруса, партер, бельэтаж, балкон, хлопали стоя, хлопали долго. И это было такое красивое коллективное спасибо, такое щемящее, столь немногое, что зритель может дать артисту, — и поблагодарить за 10 лет работы, 10 лет служения, за то, что у нас всех благодаря этому — было, и то, что было — оно было всеми разделено, и то, что было — этого уже никому не отнять.
Что была эта — какая-то уже другая страна, и в ней был настоящий театр, который говорил важные слова, и пел, и танцевал, и стоял на голове, и говорил о том, о чем нужно поговорить.
И можно, конечно, расстроиться, что это было — в прошедшем времени, и сейчас есть, но все-таки уже другое.
А можно порадоваться — что этот театр вообще случился. Счастье.
Это мое субъективное впечатление — но мне кажется, что я стала чаще замечать, что на концертах и спектаклях люди вскакивают с мест, стоит занавесу коснуться пола, до поклонов, и массово начинают бежать в гардероб.
Так бывало всегда — несколько человек перманентно куда-то бегут, Москва, неврозы, то се, но сейчас становится все больше и больше, и неважно где — в консерватории, в мариинке и далее везде. В Большом сидят, конечно, сидят на столько на сколько заплачено, но это другое.
И это, конечно, хамство, и хамство поразительное — ну что эти несколько минут? И даже время ведь не позднее, чтобы бежать на последний поезд метро.
И поэтому было очень хорошо два дня назад, на дне рождения мастерской Брусникина — весь зал, все три яруса, партер, бельэтаж, балкон, хлопали стоя, хлопали долго. И это было такое красивое коллективное спасибо, такое щемящее, столь немногое, что зритель может дать артисту, — и поблагодарить за 10 лет работы, 10 лет служения, за то, что у нас всех благодаря этому — было, и то, что было — оно было всеми разделено, и то, что было — этого уже никому не отнять.
Что была эта — какая-то уже другая страна, и в ней был настоящий театр, который говорил важные слова, и пел, и танцевал, и стоял на голове, и говорил о том, о чем нужно поговорить.
И можно, конечно, расстроиться, что это было — в прошедшем времени, и сейчас есть, но все-таки уже другое.
А можно порадоваться — что этот театр вообще случился. Счастье.
